— А у нас в соседях был такой старик, — сказала кудрявая, — так тот тоже всех ненавидел. За что? А за то, что раньше молодых помрет. И всех пугал: «Все помрем. Нас не будет, а птицы все так же будут распевать и цветы расцветать». Такого страху нагонит, что хоть ложись и помирай раньше срока, чтобы обо всем этом не думать.
И тут женщина, сидевшая напротив него, произнесла:
— Птицы и цветы тоже не бессмертны. Нас не будет, и их не будет. После нас уже будут другие цветы и другие птицы.
Покинули столовую, пошли к морю. Постояли на е г о площадке. Серафим Петрович объяснил женщинам, почему ветер обходит это место стороной. Потом отправились в парк, где вечнозеленые деревья напоминали о лете.
Женщину, что сказала о других после нас цветах и птицах, звали Капитолиной Сергеевной. Серафима Петровича обрадовало имя — Капитолина. У «диетсестры» не могло быть такого имени. Не объяснить почему, но не могло. Капитолина Сергеевна рассказывала о себе. Полгода назад вышла на пенсию. Двое детей. Сын и дочь. Растила их одна. Муж пил. Еще когда дети были маленькими, завербовался на Север, бросил семью. Алименты от него приходили раз или два в год. «Как сюрприз, и всегда в такой день, когда ни копейки в доме. Хоть за это спасибо».
Она рассказывала, а Серафим Петрович думал: в каждой жизни действует один и тот же закон: что посеешь, то и пожнешь. Но не все сеют. Кому-то жатва кажется очень отдаленной, почти нереальной, что и трудов для нее жалко. А кому-то охота посеять чужими руками, и, бывает, удается, но жать в таком случае тоже нечего. Капитолина Сергеевна сеяла изо дня в день. Растила детей, заботилась о старой больной матери. Не щадила себя в работе. Сын после восьмого класса пошел в ПТУ, выучился на слесаря, потом заочно закончил политехнический институт.
«А Леночка с первого захода поступила в медицинский институт. Сейчас уже врач». О муже вспоминала без злобы. «Приезжал раза четыре или пять. В первый раз — разводиться. Тогда я плакала, больше от стыда перед людьми, чем из-за того, что бросает. Потом мириться приезжал. Потом просто так: не знал, куда девать себя. Откупились мы от него. Сын уже работал, дали бывшему папаше триста рублей — он навсегда и уехал».
Все разговорились — откровенно, словно только и ждали повода для такого разговора. Подал сигнал к общению, а надо ли было? Легче ли, лучше будет женщинам после того, как выплеснули свою жизнь, дали поглядеть на нее другим? Сам он вернулся в свою комнату после этой прогулки опустошенным. Рассказать все о себе он не мог. Жизнь его была разбита на неравные, мало похожие друг на друга куски, которые связывались только его присутствием, но отнюдь не единым сюжетом. Он рассказал о жене и постарался объяснить, почему они расстались. «Молоды были. Что муж и жена две половины, до понимания этого надо дожить. В молодости постичь это почти невозможно. В молодости мир не фокусируется на одном человеке. Это бывает только при большой любви. А любовь к человеку приходит такая, каков он сам. Выходит, я не был большим человеком».