Однажды мы столкнулись с моей сослуживицей Айрин Ланс. Она работала у нас дизайнером. Мы с Дороти возвращались с обеда. Вернее, я возвращался с обеда, а Дороти шагала рядом. И тут вдруг мы заметили Айрин, вывернувшую от церкви Святого Павла. Айрин трудно не заметить. Она всегда выглядит самой элегантной среди прохожих, хотя в Балтиморе это не такая уж непосильная задача. Но Айрин смотрелась бы элегантной везде. Высокая платиновая блондинка в длинном просторном пальто, воротник поднят, порывистый весенний ветерок играет полами, приоткрывая ноги. Мне стало любопытно. Как этакая личность нас воспримет? Я сбавил шаг, Дороти тоже притормозила, и, когда Айрин нас углядела, мы почти остановились, ожидая, что она скажет.
За два-три шага от нас она встала как вкопанная.
– О боже мой… Мы улыбнулись.
– УПС! – выдохнула Айрин.
– Что? – переспросил я.
– В Управлении посылочной службы я заказала пикап, а в конторе-то никого не осталось.
– Не волнуйся. Мы как раз туда возвращаемся.
Я нарочно употребил слово «мы», хотя Дороти, скорее всего, в контору не войдет.
– Ох, спасибо, Аарон, – только и сказала Айрин. – Похоже, у меня все-таки начинается Альцгеймер.
С этим и ушла.
Она бы и впрямь всполошилась из-за Альцгеймера, если б поняла, что сейчас проглядела.
Я посмотрел на жену, надеясь, что и ее все это позабавило, но она думала о своем.
– «Земляничная поляна», – задумчиво проговорила Дороти.
– Не понял?
– Вот кого напоминает Айрин. Актрису в старом фильме Бергмана – она играет сноху, у нее еще волосы стянуты в этакий тугой пучок. Помнишь ее?
– Ингрид Тулин, – сказал я.
Дороти чуть вскинула бровь – мол, она впечатлена, – но мне не составило труда вспомнить это имя. Со студенческой поры я был очарован Ингрид Тулин. Мне нравилась ее холодноватая сдержанность.
– Как думаешь, скоро до нее дойдет? – спросил я.
Дороти только пожала плечами.
Казалось, она воспринимает нашу ситуацию весьма буднично, чего не скажешь обо мне.
Возможно, я не спрашивал Дороти о ее воскресении, поскольку боялся, что тогда она и сама задастся этим вопросом. Если вдруг возвращение произошло случайно, по рассеянности (как бывает, когда ноги сами несут тебя к дому по старому адресу), то заговори я об этом, и она может воскликнуть: «Господи! Мне же пора обратно!»
Или неправильно поймет мой интерес. Дескать, чего тебя принесло? Вроде как спрашиваешь гостя, надолго ли он приехал, а ему мерещится, что ты не чаешь от него избавиться. Возможно, я боялся показаться бестактным.
Я бы не пережил ее ухода. Однажды я через это уже прошел. На второй раз меня бы вряд ли хватило.