Потом стирка, четко дважды в неделю: в один день – белое, в другой – цветное. В первую стирку белого меня ошпарило одинокостью. В закладке оказались две рубашки Дороти, ее благоразумные хлопчатобумажные трусы и ситцевая пижама. Все это надо было выстирать, высушить и, уложив в соответствующий комодный ящик, аккуратно расправить. Однако следующие стирки прошли уже легче. Дело-то привычное. У нас было заведено, что стирает тот, кому первому захотелось чистого белья, и чаще всего им оказывался я. Сейчас я охотно спускался в прохладный сумрачный подвал, где не было ни малейших следов дуба. Иногда, уже загрузив мокрые вещи из машины в сушилку, я так и стоял, положив ладони на крышку аппарата и ощущая его вибрацию и набегающее тепло.
Затем – прибрать в кухне и спальне. Работа неутомительная. В нашей семье беспорядком заведовала Дороти. Я уже собрал ее разбросанную одежду, спрятал ее расческу и пилюли от сенной лихорадки в лекарственный шкафчик. Выбросить все это я не решался. Пока что.
За вечер несколько раз звонил телефон, но я смотрел на определитель номера, прежде чем снять трубку. На звонки Нандины я отвечал. А то еще захочет удостовериться лично, что я все еще среди живых. Но если звонили Миллеры, настырно звавшие на симфонический концерт, или вечная Мими Кинг… К счастью, я сообразил отключить автоответчик. Поначалу он работал, и меня снедала вина за неотвеченные звонки, но потом я вспомнил о кнопке «выкл.».
– У меня все хорошо, – говорил я сестре. – Как ты поживаешь? Ведь мы не виделись аж с пяти часов.
– Я не представляю, как ты там выдерживаешь, – сокрушалась Нандина. – Хоть есть где присесть? Чем ты заполняешь вечера?
– У меня много мест для посиделок и уйма всяческих занятий. Например, вот прямо сейчас… Ой! Извини, дела!
Я вешал трубку и смотрел на часы. Неужели только восемь?
Я подносил циферблат к глазам, проверяя, что секундная стрелка движется. Она двигалась.
Иногда звонили в дверь. О, как я ненавидел этот звонок с его мелодичным «динь-дон». В голосе его слышалось что-то церковное, что-то заносчивое. Не открыть было нельзя, поскольку меня выдавала машина, припаркованная перед домом. Вздохнув, я плелся в прихожую. Чаще всего визитером оказывалась Мэри Клайд Раст. Джим, кстати, не приходил. Он как будто не знал, о чем со мной говорить, а вот Мэри Клайд ничуть не терялась:
– Я понимаю, Аарон, ты не расположен к общению, поэтому даже не буду входить. Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. У тебя все хорошо?
– Все прекрасно, спасибо.
– Вот и славно. Рада это слышать.