Схватка (Агуренко) - страница 59

— Нет, мил человек! Ша! Уже поздно, — горько ответил Абросимов.

И Емельяна видели с контрразведчиками в кабаках. Может быть, вначале они кого-то искали там, а может, просто кутили. Второе, видимо, более точно, поскольку у Емельяна взяли почти всю казну подполья, кроме части денег, бывших на руках у Васильева и Вернидуба.

Когда стало известно, что и Абросимов и Василенко дома, комитет принял решение: — Предателей — казнить!

Приговор справедливый. Он отвечал содеянному, тому, что обрушилось сейчас в застенках контрразведки на подпольщиков по вине предателей.

Глава шестая

ЗНОЙ



— Молчишь, красная собака? — усмехаясь, сказал Татаринов, когда Григорий Спирин ничего не ответил на вопросы. — Так всё же кто был связан с типографией, кроме тех, кто арестован? Где помещается Ростово-Нахичеванский комитет партии? Кто им руководит? Молчишь… Мы сейчас развяжем тебе язык! Возьмитесь за него! — бросил он двум дюжим казакам.

Казаки сорвали с Гриши рубаху.

— Разувайся!

Не успел Гриша снять туфли, как его ударом опрокинули на пол. На колени сел казак, а Татаринов склонился над ним, держа в руке изогнутый садовый нож.

— Ну, начнешь, Спирин, отвечать?

Гриша молчал.

— Ну, твою мать… Сейчас завоешь!

Татаринов медленно стал резать кожу на ногах. Гриша закусил губы, чтобы не застонать от невыносимой боли.

— Говори, упрямая сволочь!

В ответ — только тяжелое, хриплое дыхание.

— Говори!

Щипцами у Гриши срывали ногти с пальцев, потом стали колоть шилом грудь.

Какие-то мгновения он не помнил себя: сознание оставляло его. Боль заполонила все, но в душе родилась не менее жгучая ненависть: «Выдержу! Выдержу! Убивайте — все равно ничего не скажу!»

— Крепкий попался орешек! Скажи, пожалуйста! — услышал он слова своего мучителя. — Придется отдохнуть — и снова!

— А вы его к дверям! Не пробовали?

«К дверям? — мелькнуло облегченно в воспаленной голове Гриши. — Уже? Прикончат! Ну и всё!»

Но произошло другое. Казаки стали прижимать дверями пальцы ног и рук. Они были еще целы и чувствовали боль, которая, как шило, вонзилась в мозг. Гриша застонал.

— Ну, теперь-то ты образумишься? — Татаринов склонился к своей жертве. И вдруг Гриша невероятным усилием приподнял голову и выплюнул в лицо мучителю сгусток мокроты с кровью.

— Шомполами его! — взвизгнул Татаринов.

Очнулся Спирин в подвале, на леднике.

«Значит, жив! — почти бессознательно мелькнула мысль. — О боже!» За этим крылось невысказанное: мучения еще не кончены. И, как подтверждение, послышались шаги и голоса. К Грише наклонились двое казаков.

— Оклемался? — спросил старший. — Идти могешь?