Долго еще работал Лешка, переходил с улицы на улицу, прятался от патрулей. У него была последняя пачка листовок, когда он вспомнил о базарной площади. Базар находился почти в центре города, и пройти туда было рискованно. Дядя Тимофей этого и не поручал. Но Лешка прикинул, что каждое утро базар бывает самым людным местом в городе: там собирались не только горожане, но и приезжие из ближних и дальних деревень. Поразмыслив, Лешка решительно направился к базару. По дороге он трижды прятался от встречных патрулей и наконец вышел на площадь.
Базарные столы стояли под дырявой крышей навеса. Лешка прошел в широкие ворота и торопливо стал рассовывать по прилавкам листовки. Он уже заканчивал свою работу, когда неожиданно ночную тишину разорвал хриплый окрик:
— Хальт!
Лешка заметался между столами. Захлебываясь, застучал автомат. Заметив в заборе пролом, Лешка пролез через него и кинулся бежать вдоль улицы. Уже на ходу он вытащил из-за пазухи последний десяток листовок и бросил их вверх…
Лешка бежал, не выбирая дороги. Он слышал за спиной топот кованых сапог. Где-то рядом рванули выстрелы — сухие, резкие. Лешка свернул за угол кирпичного дома и выскочил в сад, промчался между рядами яблонь, с ходу махнул через проволочный забор. Минут десять бежал по полю, местами проваливаясь в снег и задыхаясь, с трудом вытаскивал ноги…
Лешка уже был далеко, а в городе еще беспорядочно стреляли. Он продирался сквозь заметенные снегом кусты и пересохшими губами шептал:
Время,
снова
ленинские лозунги развихрь!
Нам ли
растекаться
слезной лужею?
Ленин
и теперь
живее всех живых.
Наше знанье,
сила
и оружие.
Лешка счастливо улыбался, мысленно представляя, как утром каратели будут сновать по городу, сдирая штыками листовки, а возле них будут останавливаться люди. Те листовки, которые он раскидал по дворам и на базаре, пойдут по рукам, и ленинское слово дойдет до людей и приведет в отряд новых бойцов.
Прорытые в мерзлой земле траншеи нашего батальона тянулись через заснеженное поле, на котором густо были разбросаны грязные пятна воронок и местами топорщился мелкий кустарник, ощипанный пулями и осколками. Далеко впереди сквозь мутноватую дымку виднелись островерхие кирхи немецкого города.
Наше командование готовило новое наступление, и уже больше недели на переднем крае стояло затишье, если не считать редкой стрельбы, которая так же неожиданно возникала, как и обрывалась. В траншеях оставались только дежурные наблюдатели, остальные отдыхали и грелись в землянках.