«Обороняться, – подумала Дарья, – ха, так это он меня боится!» После этого она, не раздумывая, опустилась в кресло, которое оказалось на редкость удобным. Субстанция, казавшаяся невидимой, обтянула ее со всех сторон. Ощущения от прикосновения субстанции к коже были не очень-то приятными, но и не отвратительными. Терпимо.
– Вот место для ключа, – инспектор нашел на приборной панели характерное отверстие. – Пробуем?
– А у нас есть выбор?
– Ты права, выбора нет.
Гагарин не стал тянуть и вставил ключ в отверстие, чуть повернув по часовой стрелке.
В первую секунду ничего не случилось, а потом корабль едва заметно завибрировал.
Зал стал преобразовываться. Помимо двух кресел и приборной панели из пола стали прорастать различные предметы, изменяя пространство корабля, разделяя его по-новому, но в привычных для землян координатах.
Появились внутренние переборки, короткий коридор, несколько кают. Один из малых экранов схематично рисовал новый план помещений. Вскоре корабль превратился в стандартную прогулочную яхту экстра-класса. Все стеллажи с кристаллами сами собой сместились в единственное помещение – своего рода склад, хранилище.
– Так, сработало, но пока это все сплошная лирика, – заметил Никита. – Системы автоматически подстраиваются под новых владельцев в соответствие с их вкусами и привычками. Вот это техника! Какой высочайший уровень!
– Угу, – буркнула в ответ стажерка. – Только вся эта техника пока против нас работает. Сколько людей погибло.
– Ничего, – обнадежил ее инспектор, весь погруженный в радужные мечты. – Вот разберемся с управлением и заставим ее послужить человеку.
«Пока настоящие хозяева не придут и не отберут игрушку», – подумала Даша, но вслух этого не сказала. Гагарин и так возбужден свыше всякой меры, пусть побалуется. Как мальчишка, честное слово. Хотя и лет-то ему еще немного, едва за двадцать. В некоторых мирах, где требования были более жесткими, они оба еще являлись несовершеннолетними. Ее отец говорил всегда, что, будь его воля, он вообще совершеннолетие считал бы с двадцати восьми лет. Мол, к этому возрасту человек уже пожил, набрался опыта, получил образование, поработал. Другими словами, полностью сформировался как личность. Такому и принятие важных решений доверить можно. А восемнадцать – двадцать лет – еще не возраст. В эти годы думается о чем угодно, но не о серьезных вещах. Мир делится на черное и белое. Все воспринимается ярко, даже чрезмерно ярко. Любая идея кажется великой. В таком возрасте хорошо совершать революции. Вот только лет через десять поймешь, что был не прав, раскаешься, но будет поздно.