Серая, покрытая теплой, как зола, пылью, дорога вела вдоль Холхольни. По берегам ее стеной засел бредняк с ольшаником. А на той стороне тянулся яркий желто-лиловый луг с темными кучами ив. Он цвел вовсю. Справа лежали поля. На светло-зеленую покатую плоскость падали длинные тени стоящих у дороги берез.
Петр, взъерошив волосы, улыбаясь, долго смотрел на жидкую, низкорослую пшеницу.
— Неважная пшеничка, — заметил Сашок. — Сам друг вряд ли соберешь.
— А знаете, я о чем мыслю? — проговорил Петр. — Сад здесь разбить. Склон к югу, с востока и севера лес… Обязательно заведем сад. Вот так, рядами, пойдут яблони, хороших посадим яблонь. С боков вишни… Низ засадим крыжовником, черной смородиной.
От удовольствия Сашок громко чмокнул.
Петр засмеялся и хлопнул его по плечу.
— А тебя, Масленкин, садоводом назначим.
— Эх, фруктов, Фаддеич, у нас будет… Завалю!
Всем стало весело, даже Конь ухмыльнулся, толкнул локтем председателя:
— А меня сторожем, Фаддеич, — и громко захохотал.
Матвей стянул с головы фуражку и, поколотив ее о коленку, сказал:
— Народишку бы нам побольше… Тогда бы сад здесь был… Да…
Над лесом гудел самолет, разрисовывая небо белыми кругами.
— Смотри, какие кренделя выкручивает. Зачем это он? — спросил Сашок.
— Воевать учится, — коротко пояснил Конь.
Матвей тяжко вздохнул:
— Будет война или нет — черт ее знает. А то ведь прилетит, ахнет бомбу…
Василия Ильича давно подмывало высказаться.
— Я думаю, во всем виновата техника и учение, — начал он, но в чем виноваты техника и учение, так и не смог объяснить.
Петр взглянул на Овсова, усмехнулся и, достав портсигар, стал закуривать. Молчание прервал Сашок.
— В прошлом году у нас лекцию делал лейтенантик из военкомата. Он говорил, что атомную бомбу бояться нечего. На каждую бомбу и своя в ответ найдется.
— Да какая может быть война, если ее никто на белом свете не хочет, — искренне возмутился Матвей.
— Кое-кто хочет, — задумчиво заключил Петр.
Войдя в лес, они свернули на тропинку и, продравшись сквозь цепкий ельник, вышли на место. От завода осталась печь для обжига кирпича, стропила от сушильного шатра и несколько ям с зеленоватой водой. В одной из ям торчал вверх лопастями глиномяльный вал. Больше всего Петра беспокоила печь. Задняя стена у нее была наполовину разобрана.
— Твоя работа, Савельич, — ухмыльнулся Конь.
Матвей Кожин взглянул на Масленкина:
— Да чего греха таить… Сашок. Бывали мы здесь.
Осмотрев печь и посовещавшись, решили восстановить завод. Петр при поддержке Коня и Сашка велел Кожину вернуть кирпич на заделку стены.
— Первое время глину помнем ногами, лошадьми. Нам надо начать. Сделать хотя бы тысяч пять на столбы, — рассуждал Конь. — Вот кто бы формы взялся изготовить? Как ты на это смотришь, Матвей Савельич?