Через три дня в восемь часов утра меня разбудил стук в дверь. Нагрянула полиция, все перерыла и нашла под кроватью проклятый чемодан. Вскрыв замки, они нашли внутри пакетики с белым порошком.
Меня тут же посадили в фургон и повезли в комиссариат.
Все улики были против меня, к тому же в то время, в связи со смертью из-за передозировки знаменитого рок-певца, полиция особенно лютовала. Поэтому мне присудили максимальный срок: восемь лет тюрьмы.
«Вы с вашим видом недотроги опаснее прочих, поэтому наказание должно послужить примером для других», – заявил судья. Узнав о приговоре, мои родители разрыдались. Разумеется, я много раз пыталась связаться с Сами, но постоянно попадала на автоответчик.
Вернулись прежние страшные головные боли, я даже угодила с ними в больницу. После этого меня отвезли в женскую тюрьму в Ренне. Там ко мне сначала отнеслись уважительно: другие заключенные видели, что я не такая, как они. Одно меня тревожило: по вечерам откуда-то доносились вопли. Я не знала, чем они вызваны – яростью, безумием или болью, но неведение компенсировалось воображением. Из разговоров с другими девушками я узнала, что среди заключенных есть женщина-каннибал, замораживавшая своих мертворожденных детей, и «черная вдова», отравившая крысиным ядом своих восьмерых мужей. Я не знала, о ком именно шла речь, потому что в ответ на вопрос о причинах заключения все отвечали, что сидят за наркоторговлю. Только этот вид преступления считался «почетным». Сколько лично я ни твердила о своей невиновности, мне говорили: здесь все невиновные, потому что, цитирую, «настоящие виновные никогда не попадаются».
Девушки-заключенные научили меня зарабатывать в цеху по производству игрушек (я делала как раз таких здоровенных игрушечных клоунов, как вот этот), научили затыкать на ночь уши, чтобы не слышать крики, но главная наука состояла в том, что необходимо заниматься спортом, если не хочешь сойти с ума. Увы, спорт не мешал моим приступам мигрени, становившимся все болезненнее…
Поскольку товарки видели, что у меня неладно со здоровьем, у меня было право на дополнительные пайки в столовой, мне совали шампунь и косметику, передаваемые через подкупленных надзирательниц. Одна, правда, как-то раз меня пугнула: мол, не слишком наводи красоту, а то не оберешься неприятностей. Я сначала приняла это за шутку, а потом сообразила, что это было своевременное предостережение: некоторым из ревности полосовали лица бритвой за то, что они злоупотребляли губной помадой.
Так или иначе, обстановка постепенно ухудшилась, за меня принялась банда. Ее члены называли себя «гиенами», их лозунг был: «Где «гиена», там удовольствие».