Не хочу так. Но правила диктует мир. Могу ли я выжить и остаться человеком? Или судьба ломает всех? Стоит ли тогда так беречь тот горячий комок в груди, если кроме него ничего и нет? Вечное одиночество в клетке страха.
Она показала мне, что это не так. Заплатила собственной жизнью за столь простой урок. Показала, что свобода намного ценнее жизни. Таким должен быть настоящий человек. Без страха смотреть вперед, бороться до конца, защищать то, что считаешь правильным. Иначе будет так, как говорил Хорх. Это не жизнь, а существование.
— Я выполню твое желание, — расправляю спутанные темные волосы. Они холодят израненные пальцы. — Я буду жить так, как хотела бы жить ты. Я больше не буду прятаться и бояться. Мне хватило одной клетки. Других не будет. Никогда.
Устало сажусь на край неглубоко ямы, смотрю на тонкий силуэт девушки. Я не помню, как мы с ней оказались здесь. Только то, как остановился мир вместе с ее последним вздохом. Закрутились тяжелые спирали времени, заморозили горячий танец костров, тихий шелест леса. А потом холодный ветер толкал меня в спину, гнал прочь от того места. Прятал за неподвижными ветками темные силуэты повозок и замерших людей.
Снова лес с одинаковыми фигурами деревьев, потемневшей травы с каплями белого инея и хрупким мхом под ногами. В этом, темно-сером, холодном мире с низкими облаками родился новый человек. И никто теперь не заставит меня сомневаться.
Опускаюсь рядом с ней, смотрю в неподвижное лицо. Пытаюсь запомнить до мелочей каждую черточку. Стираю с бледных губ алую полосу последнего кровавого вздоха. Кровь яркая, чуждо смотрится в этом сером мире. Она такая холодная. Холоднее белого инея на земле.
Поднимаюсь с трудом, закрываю лицо ладонями, считаю про себя. Кажется, что если дойдешь до десяти, то что-то изменится, начнется новая жизнь, забудется все плохое. Глупо. Отворачиваюсь, чтобы не видеть больше ее такой. Она должна жить. Хотя бы в моих воспоминаниях. Красивая и смелая. А я сделаю так, что теперь ей хватит сил бороться с миром, где правит страх.
Игнорирую боль в руках, скидываю мерзлые комья земли обратно в только выкопанную яму. Не помню, откуда, но точно знаю, что мертвых нужно прятать в землю. Так правильно.
А темнота все ближе подступает. Уже не вижу силуэты деревьев-близнецов, не слышу своего дыхания и хруста мха под ногами. Тело почти не слушается. Опускаюсь рядом с могилой на землю. Смотрю в темноту, которая теперь не кажется страшной.
Яркие огни пролетают мимо, звенят удивительные зеркальные окна от грохота непонятных повозок. А я стою на той же улице, что и всегда. Провожаю их отражения в стеклах, пытаюсь рассмотреть свой силуэт в этом сверкающем мире. Шаг, еще один. Протягиваю руку к отражению, до боли в глазах всматриваюсь в свое лицо. Но повозки пролетают так быстро, что не успеваю рассмотреть себя в ярких вспышках света. Один, два… Снова считаю про себя, все медленнее, стараюсь остановить тот миг, когда полосы света касаются моего лица. Три, четыре… Очередная повозка. Сверкнули ее фонари, касаясь зеркальной поверхности. Мчатся в мою сторону. Пять, шесть… Вздрагивают на мгновение, мерцают на стекле. Семь, восемь… Все медленнее ползут, словно царапают огромное окно. Одно мгновение до момента, когда я увижу себя. Страшно. Хочу зажмуриться, отвернуться, убежать. Вот первый отблеск освещает лицо. Вздрагиваю. Пустота. Серое ничто смотрит на меня из отражения. Я никто. Часть серого песка времени, что живет в холоде земель изгоев. Гулко ударяется сердце о клетку ребер. Вздрагиваю, едва не отпустив контроль за своенравным временем странного мира. Нет. Я — человек. Вплотную подхожу к своему отражению, ползет яркий луч фонарей повозки по стеклу. Всматриваюсь в серое ничто своего лица. Вспоминаю все, что случилось за последнее время. Вспоминаю ее. Сердце вздрогнуло, сбилось с ритма, а затем заколотилось так быстро, что не сосчитать. Все ярче перед глазами ее лицо.