Придя в себя, я почувствовала, что мокрая насквозь, потому что она облила меня водой. Тетя Зайна сидела передо мной на подушке.
— А сейчас ты подойдешь ко мне, поцелуешь в лоб и извинишься за свое плохое поведение.
Я не хотела извиняться и уж совсем не хотела целовать ее. Но я была в таком отчаянии, что сделала и то, и другое. И до сегодняшнего дня это унижение приводит меня в бОльшую ярость, чем те побои, которые достались мне от нее.
Второй раз я что-то перепутала, когда совершала покупки. Вместо паприки я принесла молотый тмин. Это настолько рассердило тетку, что она, как обычно, расцарапала мне своими острыми ногтями лицо, затем запустила свои руки мне под платье, в самые чувствительные места на внутренней стороне бедер, расцарапала их и затем ударила скалкой по голове так, что я упала без сознания.
Мои старшие сестры Рабия и Джамиля пытались защищать меня, но они сами были жертвами.
Рабия реже подвергалась физическому насилию, потому что она была очень умной и дипломатичной. Но один из двоюродных братьев, тем не менее, нанес ей довольно тяжелую рану. Он положил ложку в раскаленный древесный уголь, на котором Рабия варила традиционное блюдо таджине, а затем прижал эту ложку к ее лицу так, что кожа и даже мясо с шипением испарились. Никогда раньше и никогда после этого я не слышала, чтобы Рабия так душераздирающе кричала. Этот шрам заметен и до сих пор.
Джамиля прежде всего страдала от домогательств дяди Хасана. Она работала вместе с ним в мастерской, и у нее не было никаких шансов избежать его похотливых взглядов и прикосновений, когда ее тело в период полового созревания приобрело женственные формы.
Когда тетя Зайна обвинила ее в том, что она строит глазки дяде Хасану, она не решилась сказать, как это было на самом деле. Она сохранила эту грязную тайну в себе. Но в конце концов приставания дяди стали настолько невыносимыми, что она доверилась Рабие и рассказала ей все. Тогда Джамиле было пятнадцать лет.
Мы все замечали, что дядя особенно сердечно целовал Джамилю в знак приветствия и на прощание, но мы ничего такого при этом не думали. Джамиля, однако, чувствовала, что за этим скрывается что-то ужасное. Она поговорила с Рабией, и они обе в письме сообщили нашему отцу о том, что происходит в его бывшем доме.
Рабия поддерживала тесные контакты с отцом во время его пребывания в тюрьме. Когда ей было четырнадцать лет, она даже на свой страх и риск обратилась к адвокату, чтобы он вызволил отца из тюрьмы, но эта попытка была безуспешной. Она регулярно писала ему, что выяснилось, однако, лишь тогда, когда он умер, а мой брат Джабер просматривал то немногое имущество, что осталось после него. Я видела не все письма, потому что Джамиля порвала некоторые из них, касавшиеся лично ее.