Однажды, когда я постучала в дверь дома Сихам, на пороге появился ее отец.
— Я должен поговорить с тобой, Уарда, — сказал он.
— Да, месье адвокат? — ответила я.
— То, что я тебе скажу, пусть останется между нами. Сихам ничего не должна знать о нашем разговоре.
— Да, месье адвокат, — ответила я. Я предчувствовала, что этот разговор будет неприятным.
— Я скажу тебе совершенно открыто, — произнес отец Сихам, и его голос вдруг стал именно таким, каким я себе представляла голос адвоката в суде. — Я не хочу больше, чтобы ты приходила к моей дочери. Прекрати все контакты с Сихам. Вы уже не маленькие дети, и Сихам будет вести совершенно иную жизнь, чем ты. Вы не подходите друг другу.
Для меня его слова были как пощечина, они больно ранили меня. Я сразу же поняла, что хотел сказать мне отец Сихам: что я бедна, что у меня нет будущего, и что я — плохая компания для девочки из высшего общества. Он хотел мне сказать, что я — отбросы, дав мне понять, что дружба с его дочерью — это подаяние для меня, а не мое право. И вот эта милость теперь закончилась. Я почувствовала кислый привкус во рту и соленые слезы на глазах.
— Да, месье адвокат, — сказала я, — разумеется.
Затем я ушла не оглядываясь. И с тех пор я никогда не стучалась в двери Сихам. С опущенной головой я добрела до скамейки на улице позади нашего дома. Там я всегда сидела, когда меня охватывала печаль. Я подперла голову руками. Мысленным взором я увидела себя в зеркале: коротко стриженные волосы, маленькое жесткое черное лицо с большими глазами, в которых отражаются все печали мира.
Одна старая женщина когда-то обратила мое внимание на это. Она гадала людям по руке на улице, где жила моя подруга Карима. Карима была светлокожей жизнерадостной девочкой, и, когда она смеялась, у нее появлялись ямочки на щеках.
Я протянула старухе свою руку.
— Что будет со мной, уважаемая?
Старуха взяла мою руку, однако не стала смотреть на линии ладони, а заглянула мне в глаза.
— Твои глаза полны печали и горя, я ничего не могу тебе сказать.
Я была в шоке, но не подала виду. Позже я рассмотрела себя в зеркале заднего вида какой-то машины. Мне пришлось довольно сильно выворачивать голову, чтобы рассмотреть свои глаза. Я долго разглядывала себя. И я поняла: старуха была права. Я видела в зеркале глаза старого человека, полные горя и печали. Мои глаза.
Я могла понять отца Сихам. Его дочка была невинной и всеми оберегаемой девочкой. Ей никогда не приходилось терпеть того, что пришлось терпеть мне. Он не хотел, чтобы мое горе передалось Сихам. Я понимала его — он хотел защитить свою дочь от зла, которое случилось со мной. Но он ранил меня в самое сердце.