Но сейчас дед жил в городе. Он не доверял банкам и хранил капитал в наволочках подушек и под коврами. Это было глупо, потому что он время от времени приглашал к себе домой шустрых мальчиков, которые воровали у него подушки, набитые деньгами, как только он, удовлетворенный, засыпал. Но больше всего меня выводило из себя то, что он постоянно говорил, как мне повезло.
— У тебя такое везение, что с ним можно ломать камни, — повторял он, когда я время от времени посещала его. Про себя я думала: «Дед, тебе ли не знать, что мое счастье и мое везение умерло вместе с мамой, твоей невесткой».
На следующий день дед разбудил нас сразу же после восхода солнца и погнал к тюрьме. Мы зашли на базар и снова купили жареную рыбу для отца. Хотя еще было очень рано, но уже целая толпа родственников стояла перед входом в тюрьму. Надзиратели записали фамилии, затем исчезли за воротами.
Я стояла среди женщин, увешанных пакетами с продуктами для родственников, среди худых мужчин в джеллабах с целыми блоками сигарет «Каса» и среди хныкающих детей, хотевших проведать своих отцов или дядей.
Прошло довольно много времени, прежде чем надзиратели вернулись.
— Саилло Мохаммед, — выкрикнули они. Дед, Джабер и я шагнули вперед.
— Кто это еще? — грубо спросил надзиратель.
— Это мои внуки, — ответил дед, — заключенный Саилло — их отец.
Он произнес слово «заключенный», как будто для него было само собой разумеющимся так называть своего сына. Но мне это слово причинило боль. Мой отец действительно был заключенным, но я не хотела называть его так.
— А где паспорта детей? — пролаял надзиратель.
— У них нет, — ответил дед, — они же еще дети.
Удостоверение личности или паспорт в Марокко выдается только с восемнадцати лет.
— Свидетельства о рождении! — потребовал надзиратель.
У нас их тоже с собой не было. Дед попытался спорить с надзирателем дальше, но у того не было абсолютно никакого желания вступать с ним в разговоры.
— Или вы сейчас зайдете внутрь и оставите детей снаружи, — рявкнул он, — или же я вызову следующего посетителя.
Дед решил оставить нас перед воротами тюрьмы. Он пошел к воротам, шаркая ногами. Мы же нашли спасение от палящего солнца в тени. Я представляла себе, как дед разговаривает с отцом, надеясь, что отец спросит обо мне, но я не была в этом уверена. Меня охватила злость, что мы выдержали все трудности такого долгого путешествия, а сейчас, уже перед самой целью, ничего не получилось. Я радовалась тому, что смогу увидеть отца через столько лет. Мне кажется, что я когда-то в прошлом решила не оглядываться на страшную темноту моего детства. Я хотела смотреть вперед, в будущее, в светлое будущее.