Он отлучил их значительно реальнее, чем они его: отлучил от народа, от правды.
Казалось, мы многое знаем об отношениях Толстого с правительством. Однако с годами открываются все новые факты, которые позволяют более глубоко проникнуть в причину обоюдной ненависти писателя и самодержавной власти — верховного «хозяина» российской церкви.
«Документы Николая»
Переписка Льва Николаевича со знаменитым критиком и одним из руководителей императорской Публичной библиотеки Владимиром Васильевичем Стасовым сохранилась почти полностью. Там мы находим между прочим:
В. В. Стасов — Толстому.
«31 марта 1878 г.
Граф Лев Николаевич, прилагаю здесь копию с письма архимандрита Фотия — копию, которую я доканчивал за 4–5 минут до того, что Вы пришли к нам в Библиотеку и я с вами познакомился. Ведь знаете, это был для меня очень дорогой день. Я давно уже просто до страсти влюблен и в „Войну и мир“, и в „Севастополь“, и т. д.
Итак, посылаю Вам копию с письма Фотия, оно авось принесет Вам несколько золотников той атмосферы, которая носилась около этого русского изувера, грубого и шершавого, как самый захолустный мужик, а смышленого и лукавого, как петербургский лавочник. Письмо это примечательно тем, как Вы, конечно, и сами увидите, что этот дрянной попишка обдувает своих доверчивых корреспондентов и наивных поклонников, уверяя их, что видел в сонном видении их покойную дочь и в каком она теперь положении. Если этот документ (доставленный мною Публичной библиотеке) окажется Вам угодным, то я, пожалуй, достал бы Вам и еще другие — иного сорта, из той же эпохи. Например, я бы постарался добыть и списать Вам копию с собственноручной записки императора Николая I о всем военном и др. обряде, какой надо соблюсти при повешении 5-ти декабристов — хотите?»
Толстой — В. В. Стасову.
«6-го апреля 1878 г.
Копия с записки Николая, о которой Вы пишете, была бы для меня драгоценностью, и я не могу Вам выразить мою благодарность за это».
…Почему Лев Николаевич с такой страстью ухватился за эти документы? Дело в том, что незадолго до начала переписки, в декабре 1877 — начале января 1878 года, Толстой вновь возвращается к старому замыслу романа «Декабристы», который, как известно, возник в 60-е годы и был оставлен, когда писатель принялся за «Войну и мир».
14 января С. А. Толстая пишет сестре: «Левочка собирается писать что-то историческое, времен Николая Павловича, и теперь читает много материалов».
Однако строки, внесенные писателем в записную книжку накануне, 13 января 1878 года, говорят о том, что Льва Николаевича интересуют скорее последние годы правления Александра I. Контуры замысла — в судьбе некоего декабриста (поначалу он «срисовывался» с Александра Ивановича Одоевского). Молодой человек, очевидно пройдя через «бунт», крепость, суд, должен затем попасть на каторгу; там он найдет собственных крепостных крестьян, попавших сюда по несправедливому приговору, вынесенному несколькими годами раньше… Любопытно, что Толстой, насколько мы можем судить по косвенным источникам, собирался привести своего декабриста к покаянию, отказу от прежней, нечистой жизни, к религии… Но к религии не «по синоду», а по Льву Толстому; к той религии, которая для «верхов» была, пожалуй, страшнее атеизма.