Заряночка помолчала немного, а затем призналась: «Добрый и прекрасный друг, тоска грызет моё сердце, истомилась я в ожидании друзей, и похоже на то, что если не прибегну я к какому-либо спасительному средству, всенепременно заболею я от помянутой тоски, и тогда что за жалкое зрелище ожидает Паладинов по возвращении! А спасительное средство мне ведомо, и заключается оно в том, чтобы бросить вызов приключению Чёрной Долины; ибо сдаётся мне, – ежели поеду я туда, то вернутся ко мне и здоровье, и силы. К чему тратить лишние слова? Коли ты посодействуешь мне, я отправилась бы прямо завтра. Что скажешь: поможешь или нет?»
Покраснев до ушей, отозвался сэр Леонард: «Госпожа, почему желаешь ты упорхнуть из замка одна-одинёшенька, словно птица-зарянка, под стать имени? Только что назвала ты меня своим добрым другом, по собственной доброте душевной; так отчего бы другу твоему не поехать с тобою?»
Девушка улыбнулась капеллану и впрямь по-доброму, но покачала головой. «Снова назову я тебя добрым и верным другом, – молвила она, – но замысел свой должна я осуществить сама и одна. Более того, к чему тебе ехать? Ежели повстречаюсь я с призраками, так и два десятка воинов мне не помогут; ежели натолкнусь я на вооружённых людей, что вздумают причинить мне вред, выстоит ли противу них один? И подумай вот ещё о чем, сэр Леонард: куда полезнее тебе остаться в замке, ибо, ежели не вернусь я спустя два дня, или три, самое большее, ты поймёшь, что случилось со мною недоброе, и тогда можешь сообщить, куда я отправилась; и тогда меня станут искать и, может быть, спасут».
Тут Заряночка вдруг умолкла и побледнела, как полотно, и схватилась рукою за грудь, и проговорила слабым голосом: «О, сердце моё, сердце! Что, коли возвратятся они в моё отсутствие!» И вполне могло показаться, что девушка близка к обмороку.
Тут перепугался Леонард и не знал, что делать; но вскорости лицо Заряночки снова порозовело, и спустя некоторое время девушка улыбнулась и молвила: «Видишь, друг мой, как я ослабела; воистину, никак мне без спасительного средства не обойтись! Так неужели ты мне в том не поможешь?»
«Помогу всенепременно, – откликнулся капеллан, – скажи только, как». Проговорил он это с видом безумным и одержимым; девушка же улыбнулась ему мило и молвила: «К этому времени тебе бы должно уже измыслить, что делать, и избавить меня от этой заботы. Две просьбы у меня к тебе будет: первая и главная – незаметно вывести меня из замка на рассвете, пока все спят; и вторая – позаботиться о том, чтобы поджидала меня поблизости от ворот моя лошадка, так, чтобы не пришлось мне идти пешком; ибо, живя в четырёх стенах, сделалась я слаба и изнеженна».