И подумала Заряночка, что Бодуэн и в самом деле хороший человек, и со слезами на глазах ответствовала ему, говоря: «Правдив твой рассказ, милый друг, и показался мне скорее короток, нежели длинен. Вижу я, что ты – и в самом деле возлюбленный Авреи; и радостно мне думать, что ты, о грозный воин, при этом столь нежен и верен. Теперь золочёное платье – твоё, однако же прошу тебя смиренно оставить мне его ещё на некоторое время. Но это украшение с моей шеи ты получишь прямо сейчас; и ведомо тебе, откуда оно, воистину прямо с шейки твоей Авреи».
С этими словами она вручила ожерелье рыцарю, и тот подержал его в руке несколько мгновений, размышляя, а затем молвил: «Благодарю тебя, милая девушка; я возьму это колье, и положу в мой сундучок, и порадуюсь тому; тем более что, как гляжу я на тебя сейчас, вижу я, что нимало не убавилась красота собственной твоей шейки».
«Ступай же к своим друзьям, – отозвалась Заряночка, – и пошли ко мне Зелёного Рыцаря, этого славного юношу». На том Золочёный Рыцарь ушёл, и вскорости явился на его место Хью и, весело улыбаясь, молвил: «Много же времени отняла у тебя первая примета, о нежная госпожа; боюсь я, что не измыслить мне рассказа столь складного, как удалось Бодуэну». – «Однако же, – отвечала Заряночка, – повесть Виридис оказалась самой длинной из всех трёх. И весьма сомнительно мне, что не выдержишь ты испытания». Тут рассмеялась она; а вслед за нею и Зелёный Рыцарь; и обнял он девушку за плечи, и дружески поцеловал в щёку, так, что ничуть она его не испугалась, и объявил: «Вот тебе расплата за насмешку; ну, что ты от меня хочешь?» Отозвалась Заряночка: «Хочу я, чтобы рассказал ты мне, каким образом Виридис получила сорочку, что расшита зелёными ветвями, охваченными пламенем, и что ныне ношу я».
«Так слушай, ненаглядная леди, – отвечал Зелёный Рыцарь. – В один прекрасный день сидели мы вдвоём с Виридис на лугу и так были счастливы, что ничего лучшего не придумали, как побраниться; и принялся я ей выговаривать, что не любит она меня так же сильно, как я её; что, кстати говоря, было явною ложью, ибо существа столь любящего и преданного не рождалось ещё на свет, и когда мы вместе, она и не знает, как угодить мне. Ну, вот и принялись мы спорить, как это принято у влюблённых, пока я, не находя, что сказать, напомнил ей, что с тех пор, как впервые полюбили мы друг друга, много чего подарил ей я, она же мне – ничего. Вот так-то; видишь, дорогая, каким неучтивым грубияном был я в ту пору! Но, хотя и не всерьёз я это сказал, Виридис приняла слова мои близко к сердцу, и вскочила на ноги, и побежала через луг назад к дому; можешь догадаться, сколь легко догнал я её, и сколь мало огорчилась она, когда я за плечи отвёл её обратно. И вот, когда мы снова уселись в тени боярышника, с перебранкой мы почти покончили; однако же Виридис расстегнула платье и отвернула уголок с плеча, дабы показать мне, сколь грубо обошелся я с нею; и в самом деле, на нежной, словно розовый лепесток, коже виднелась крохотная отметина; и это подало повод к новым поцелуям, как ты легко можешь догадаться. После же сказала она мне: «И как же я, бедная девушка, могу делать тебе подарки, ежели родня моя скупится для меня на всякую малость? Однако хотелось бы мне подарить тебе, что смогу, ежели бы только знала я, что ты примешь». А у меня сердце разгорелось от поцелуев, что запечатлел я на её плече, и сказал я, что хочу ту самую нательную рубашку с её тела, которая на ней сейчас, и тогда сочту, что получил дар поистине королевский. «Что? – воскликнула она, – прямо здесь и сейчас?» И думается мне, что она бы сняла сорочку в ту же самую минуту, ежели бы я потребовал, но на то не хватило у меня дерзости; и сказал, что нет, пусть принесёт она мне её на следующую встречу. И в самом деле впоследствии принесла она мне сорочку, завёрнутую в кусок зелёного шёлка, и с той поры дорога мне эта рубашка, и осыпаю я её бесчисленными поцелуями. Но что до твоей сорочки, это я приказал пошить её и украсить пылающими зелёными ветвями, ровно так, как ты видишь, и подарил Виридис; однако же не в тот самый день, как вручила она мне свой дар; ибо на шитьё новой потребовалось немало времени. Вот и весь сказ; и чего уж там Виридис к нему прибавила, растянув надолго, я не ведаю. Ну уж что есть; скажи-ка, выиграл или проиграл я твою сорочку?»