— Почему только тогда, а не в начале плавания?
— Потому что той ночью на Гибралтаре, где у судна была остановка, мы впервые любили друг друга. Но я уже тебе говорила, что эта первая часть нашего бегства была самой простой. Я не желала существовать нелегально, Дипак тоже не мог долго оставаться невидимкой, потому что привык к нормальной жизни. Не скрою, его излишняя честность иногда действовала мне на нервы. Мы сами пришли в иммиграционную службу. В те времена люди, заправлявшие этой нацией иммигрантов, еще помнили историю своих отцов, помнили, кто из них откуда приплыл. Поскольку на родине нам грозила смерть, нам удалось получить статус беженцев: доказательством нашей честности были еще свежие шрамы на теле Дипака. Нам выдали временные документы и, к нашему удивлению, немного денег, чтобы мы не умерли с голоду и смогли начать новую жизнь. Дипак не хотел их брать, — со смехом добавила Лали, — пришлось это сделать мне.
— Что было потом? — спросил Санджай.
Лали не спешила с ответом. Видя, как тяжело на нее подействовали воспоминания, он обнял ее за плечи.
— Прости, — сказал он. — Я не хотел бередить прошлое.
— Я тебе солгала, — продолжала Лали совсем тихо. — Это неправда, что, покидая наш дом, я ничего не лишилась. Нет, я оставила там частицу себя. Гордость заставляет меня это скрывать, но я страдала тогда и страдаю до сих пор. Я жила в достатке, беззаботно, а здесь была вынуждена соглашаться на любую работу, трудиться по шестнадцать часов в сутки, чтобы мы не голодали. Нам жилось несладко. Столько лет прошло, теперь-то грех жаловаться, но у нас есть ровно столько, чтобы обеспечить себе старость, и то, если она не слишком затянется… Если бы Дипаку пришлось уйти на покой уже теперь, то мы не смогли бы сводить концы с концами. Все, довольно разговоров! Теперь расскажи, как поживают мои родственники в стране, которую я ненавижу после всего того, что пережила, но по которой я отчаянно тоскую.
Санджай принялся рассказывать о величайшей в мире демократии, где процветает нищета, где царит кастовая система, но не все так уж безнадежно. Индия — это не только священные коровы, разгуливающие по трущобам, это еще и Болливуд, и компьютерное поколение, к которому он сам принадлежит, это стремительно развивающаяся страна, где растут современные города, потихоньку отступает бедность, поднимается свободная пресса, складывается средний класс.
Лали перебила его:
— Я не просила тебя читать лекцию по экономике и геополитике, мне хватает мужа, которой каждый уик-энд пытает меня, читая газеты вслух. Лучше расскажи о себе, о своей жизни, увлечениях. У тебя есть невеста?