* * *
Виктор Ракитин привычно разобрал свой пистолет-пулемет, ППС-42 отличался потрясающей простотой и технологичностью. Оружие разбиралось на две части, извлекался затвор, направляющий стержень и возвратно-боевая пружина. Отдельно разбирался ударно-спусковой механизм. Вот и все. Этот неприхотливый автомат был еще проще, чем знаменитый ППШ-41.
Чистка и смазка пистолета-пулемета Судаева никаких вопросов не вызывала – все предельно просто и понятно. А вот с глушителем звука выстрела приходилось повозиться! Вычистить от порохового нагара толстую стальную трубку с несколькими кольцевыми мембранами было совсем непросто. Ведь именно здесь и оседала основная часть порохового нагара.
В свободное от боевых заданий время бойцы мотоманевренной группы НКВД лейтенанта Ракитина занималась обычными солдатскими делами, главным из которых был тщательный уход за оружием.
Несколько бойцов спали на двухъярусных нарах. Старшина Хрящев, сидя за столом, при свете керосиновой лампы «Летучая мышь» писал письмо родным в эвакуацию. Кто-то из пограничников вполголоса, чтобы не мешать остальным, читал выпуск фронтовой многотиражки с поэмой «Книга про бойца» – о неунывающем Василии Теркине.
Фронтовой корреспондент и поэт Александр Твардовский и сам хлебнул фронтовой жизни. Прорывался из окружения под Ржевом в январе 1942 года, многое повидал лично. В отличие от веселой поэмы о неунывающем Василии Теркине, его поэтические строки «Я убит подо Ржевом…» потрясали глубиной душевных переживаний. За это и любили фронтовики Твардовского – за то, что знал он солдата, его простые, но вечные как мир желания и устремления.
– Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, Так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль.
На медаль. И то не к спеху. Вот закончили б войну, Вот бы в отпуск я приехал На родную сторону.
Буду ль жив еще? – Едва ли. Тут воюй, а не гадай. Но скажу насчет медали: Мне ее тогда подай.
Обеспечь, раз я достоин. И понять вы все должны: Дело самое простое – Человек пришел с войны…
В каждом слове фронтового поэта буквально сквозила солдатская правда. Прийти с войны хотели все – к оставленным в эвакуации, а то и в фашистской оккупации, семьям. Освободить родных и близких от страшной гитлеровской кабалы.
Два пограничника играли в шахматы, двигая плексигласовые фигурки. Судя по обилию битых пешек, коней и офицеров рядом с клетчатым «полем боя», партия близилась к финалу.
– Шах и мат! – провозгласил один из бойцов, занося над «вражеским» королем плексигласового ферзя.
Подобные безделушки из латуни, плексигласа, бакелита и прочего расходного материала во множестве делали техники и сами танкисты в редкие минуты затишья на фронте. Кроме шахмат пользовались популярностью портсигары из дюраля со сбитых немецких самолетов, неизменно – с гравировкой и инкрустациями. Финки с наборными рукоятками, зажигалки из стреляных гильз.