Весь день Тихон Захарович провел на участке Рантуевой.
Решение заняться вплотную одним мастерским участком и тем самым доказать, что дневной план выполним, не пришло само собой.
Лесопункт давно уже отставал. Минувшей зимой дела как будто начали выправляться, а в марте и совсем все пошло хорошо — вместо десяти тысяч кубометров вывезли чуть ли не двенадцать тысяч. Но с весны все опять разладилось. Бездорожье, поломки машин, отпуска — одно к одному. План проваливали, задолженность росла. Две недели назад Войттозерский лесопункт слушали на бюро райкома партии, и в решении, среди многих «указать», «отметить» и «обязать», говорилось и о конкретности руководства.
Кто–кто, а Тихон Захарович лучше других знал, что о необходимости конкретного руководства бюро записывает в решении почти по каждому вопросу. Он сам семь лет был членом бюро райкома. Может быть, поэтому в отношении Войттозера этот пункт показался ему шаблонным, перекочевавшим из других решений. С раннего утра до поздней ночи Тихон Захарович только и занимается конкретными делами. По сути, других–то дел и нет у начальника лесопункта. Ему не надо проводить многочисленных заседаний с долгими словопрениями и обсуждениями. Хватает одной пятиминутной планерки по утрам. Расстановка рабочей силы, механизмы, дороги, снабжение — конкретных дел у него хоть отбавляй.
Все это Тихон Захарович полушутливо высказал секретарю райкома Гурышеву, когда они в перерыве курили у окна. Тот слушал, согласно кивал головой, потом задумался и, внезапно смяв недокуренную папиросу, подхватил Тихона Захаровича под локоть.
— И все же ты не совсем прав. Да–да, даже совсем не прав. Можно и землю пахать неконкретно. Да–да, не смейся, именно — неконкретно. Пахать, и все. Пахать, как вообще пашут, идти за плугом, забывая, что ты пашешь карельскую землю, где раз–другой наткнешься на камень и плуг сломаешь.
Секретарь был человеком молодым и новым в районе. Тихон Захарович не удержался, чтоб не подковырнуть его.
— Не знаю, может, в других местах умеют пахать и неконкретно. А лес рубить неконкретно трудно.
Гурышев не обиделся, опять покивал головой, а когда Тихон Захарович, затаив на губах усмешку, умолк, он неожиданно огорошил вопросом:
— Но ведь ты сам–то лес не рубишь?
— То есть как это?.. — растерялся Орлиев, не зная, в шутку ли принимать вопрос или всерьез… Этот, еще неопытный в делах секретарь, чего доброго, может ради конкретности предложить ему, Орлиеву, самому взяться за топор.
«Эх, парень… И зачем ты согласился на такой район, где и поумней тебя люди шеи ломали?» — подумал Тихон Захарович, глядя в бесхитростные глаза Гурышева.