Чадов слушал излияния Вострикова и улыбался. Этот паренек, два года назад окончивший университет, всегда веселил его своим неумеренным темпераментом.
Вострикова в редакции все любили за то, что он до безумия был предан газетной работе. Однако печатали его мало. Получилось как–то так, что его первые материалы оказались не в ладу с фактами, доставили редакции кучу неприятностей, и с тех пор за Востриковым твердо держится определение — «легковат». У него даже нет постоянного места в редакции — он путешествует из отдела в отдел, заменяя больных или ушедших в отпуск сотрудников.
Востриков угомонился так же быстро, как и вскипел. Сорвав со стены висевшие на гвоздях гранки, он начал лихорадочно перебирать их, хмыкая и отпуская едкие замечания по адресу авторов. Чадов знал те гранки. Многие из них висели здесь по неделе и больше. Некоторые уже побывали на редакторском столе и вновь вернулись на доработку. Другие безнадежно устарели, и только скупость ответственного секретаря не позволяла выбросить их в корзину.
— Придется «тассовский» ставить, — вздохнул Востриков и попросил: — Слушай, старик, одолжи сотню!
— Чего — денег или строк? — улыбнулся Чадов.
— Денег, конечно. Завтра, понимаешь, на день рождения зван, без подарка нельзя.
— А я думал — тебе сотня строк хорошего материала нужна.
На какое–то мгновение глаза Вострикова вспыхнули надеждой и сразу же потухли.
— Откуда у тебя… Ты же вчера дежурил…
Чадов неторопливо вынул деньги, положил их на стол перед Востриковым и полушутливо произнес:
— Эх ты… У хорошего газетчика в голове материала никогда не должно быть меньше чем на полосу. Вот так–то!
— У тебя, серьезно, есть? — Востриков даже забыл взять деньги.
— Конечно. Как раз на сотню строк!
— Так давай скорей, дьявол тебя побери! — Востриков бросился к телефону, потом раздумал, метнулся к двери.
— Ты куда? — остановил его Чадов.
— Доложить редактору.
— Ты что, с ума сошел? Нашего старика не знаешь, что ли? Разве он разрешит еще ненаписанный материал в полосу ставить? Машинистка на месте?
— Так у тебя он еще не написан? — приуныл Востриков.
— Ничего, ничего! Через двадцать минут в набор отправишь.
Они так шумно вбежали в машинописное бюро, что перепугали дежурную машинистку.
— Верочка! Новую закладку, два экземпляра! Скоренько!
Востриков нетерпеливо крутился у машинки. Видно было, что задуманное Чадовым и радует его, и страшит. В течение часа написать, набрать и поставить в полосу материал? Такое не часто случается в газетной практике… А вдруг ничего не выйдет, и он лишь напрасно упустит время?!