Согласно последней просьбе, её оставили на широкой глянцевой плите. Она что-то тихонько пела вырезанным в мраморе буквам. Её рука гладила их простые очертания, и осталась лежать на дорогом ей имени. Даже умельцы похоронного бюро не посмели убрать едва заметную улыбку с её лица.
В лакированном ореховом гробу с золотыми ручками её опустили под ту же плиту и таким же шрифтом вписали её имя — Моник Дюбуа.
Всех своих клиентов Гентана провожала в последний путь. Среди прощальных букетов, горестных рыданий и проникновенных речей так просто забывалось, что выбор был. Но его делала не она.
Красивая женщина Елена Долгова не стала её клиентом, но её воля тоже исполнена. Генка провела с ней рядом трудный месяц. Если сможет, на её похороны она тоже пойдёт.
Она передвинула онемевшую ногу. Если там будет Вайс, она скажет ему про сэра Найджела.
Генка не любила называть своих клиентов по именам. Не потому, что желала отстраниться, а потому, что для неё это не имело значения. Она давала им определения и именно так запоминала. Елена Долгова — «красивая женщина». Моник Дюбуа — «бунтарка». И только бабушка осталась «бабулей». Она стала её наставницей и первым клиентом. Сломанная шейка бедра стала её приговором.
— Унижение — вот что самое ужасное, — говорила бабушка. — Не боль, не страх, а стыд, когда другим людям приходится ухаживать за тобой. Подмывать, кормить, выносить горшки. К этому невозможно привыкнуть. Это уже не жизнь.
— Это слабость и трусость! — выкрикивала ей в лицо Генка, растирая по щекам слёзы. — Ты нужна мне! Ты должна бороться!
— С чем? — улыбалась бабушка. — С подкладным судном? С инвалидным креслом? Мне семьдесят восемь лет. Мне с него уже не встать.
— А я? Как же я? Неужели ты меня совсем не любишь?
— Тебе семнадцать, Геннадия. Ты уже взрослый человек. Твой эгоизм понятен, но позволь мне самой распоряжаться своей жизнью. Научись уважать чужие решения.
И Генка училась. Это оказалось нетрудно — бабушка одна растила её с пяти лет. Девочка впитала её науку до того, как узнала слово «эвтаназия» и давно привыкла к тому, что она нестандартная личность.
Эпитет «странная» прицепился к Генке ещё в детском саду.
«Странная» — пожимали плечами учителя на молчаливую худую девочку с цепким взглядом.
— Геннадия, вы приняли странное решение, — сказал ректор университета, когда она забирала документы после первого курса. — Я давно не видел таких выдающихся способностей. Вас ждало великое будущее в химии. Я тридцать лет занимаюсь этой наукой и без стыда могу признать, что вы знаете больше меня. Вы талантливы, перспективны. Мне, жаль. Искренне жаль.