Похороны. Пепси. Мёртвая женщина. Пропавшая ампула. Вайс. Яркими вспышками и лопающимися пузырями они сожгли, оплавили киноплёнку её прекрасного сна. Генка открыла глаза.
Загранпаспорт. Планшет. Деньги. Она достала их из раздвижной столешницы, имеющей скрытые от глаз углубления.
Виза действительна. Справки на Амона она сделает за день. Две пересадки, и утром четвёртого дня она в Лондоне. Она заказала билет, честно сообщила Британским Авиалиниям, что с ней будет собака-поводырь и написала сэру Найджелу номер рейса.
Всё ещё вылизывающий свою мокрую шерсть Амон остался дома, когда в тёмно-синем, как и собиралась, Генка отправилась на похороны.
В траурном зале немноголюдно и прохладно (зря Генка переживала за свой плотный пиджак).
Жалкий, убитый горем муж. Как ей знаком этот грустный влажный взгляд собаки, оставшейся без хозяйки. Ещё вчера жена бесила его своими засаленными волосами, скрипящим чужим голосом, костлявыми руками, которые тряслись даже от тяжести чайной ложки. Ещё вчера ему казалось, что жизнь без неё станет прекрасной, свободной, лёгкой. Без больничных запахов и жужжания инвалидного кресла, без виноватой затравленности в её глазах — она сознаёт сколько доставляет ему неудобств, она просит прощение за то, что подвела его, она извиняется, что умирает так тяжело и так долго. Сегодня он всё это забыл. Перед его мысленным взором её юное свежее лицо и длинные светлые волосы, запах которых он когда-то так любил вдыхать, и нежные пальцы, что гладили его лёгкую небритость. Он не знает, как будет теперь жить без её поддержки, её советов, её мудрых замечаний, её счастливых глаз.
Он то и дело срывается на слёзы, вспоминая всё новые и новые подробности их долгой совместной жизни. Генка посчитала — они прожили вместе двадцать семь лет. Весь последний месяц она вместе с усопшей перебирала фотографии из их семейного архива. Но знала о её жизни другие подробности, не те, что помнил муж, глядя на эти снимки. Она обещала, что расскажет ему о них, но соврала. Она расскажет не всё.
Людей действительно мало, но и траурный зал небольшой. Приглушённый свет, тихая музыка, никакой трибуны для прощальных речей и рядов кресел как показывают в голливудских фильмах. Два небольших кожаных диванчика, для самых близких. По центру между ними чёрный постамент, на котором блестящий, отливающим красным гроб. Пышные венки с траурными лентами, большая фотография с чёрным уголком. Цветы в гробу и корзинах.
— Знал, что нАйду тЭбя здЭсь, — духи он менял, а вот акцент его остался прежним, хотя тяжёлое дыхание парфюма в этом пропахшем смертью зале ощущалось сильнее.