Теон не мог больше молчать:
– Это смелый план, отец, но лорды в своих замках…
– Все лорды ушли на юг со щенком – кроме трусов, стариков и зеленых юнцов. Замки сдадутся или падут один за другим. Винтерфелл, может, с год и продержится, но что с того? Все остальное будет нашим – леса, поля и селения, и северяне станут нашими невольниками, а их женщины – морскими женами.
Эйерон Мокроголовый воздел руки.
– И воды гнева подымутся высоко, и длань Утонувшего Бога протянется над зелеными землями.
– То, что мертво, умереть не может, – произнес Виктарион. Лорд Бейлон и Аша подхватили его слова, и Теону поневоле пришлось повторять за ними.
Дождь снаружи стал еще сильнее. Веревочный мост извивался и плясал под ногами. Теон Грейджой остановился посередине, глядя на скалы внизу. Волны ревели, и он чувствовал на губах соленые брызги. От внезапного порыва ветра он потерял равновесие и упал на колени.
Аша помогла ему встать.
– Пить ты тоже не умеешь, братец.
Теон, опершись на ее плечо, поплелся по скользкому настилу.
– Ты мне больше нравилась, когда была Эсгред, – с упреком сказал он.
– Хвалю за честность, – засмеялась она. – А ты мне больше нравился в девятилетнем возрасте.
Сквозь дверь доносились мягкие звуки высокой арфы и свирели. Голос певца глушили толстые стены, но Тирион узнал песню: «Была моя любовь прекрасна, словно лето, и локоны ее – как солнца свет…»
Этим вечером дверь в покои королевы охранял сир Меррин Трант. Его произнесенное сквозь зубы «Милорд» показалось Тириону весьма неучтивым, но дверь он все же открыл. Тирион вошел в опочивальню сестры, и песня внезапно оборвалась.
Серсея возлежала на груде подушек босая, с распущенными золотыми волосами, в зеленых с золотом шелках, отражавших пламя свечей.
– Дражайшая сестрица, как ты нынче хороша. И ты тоже, кузен, – сказал Тирион певцу. – Я и не знал, что у тебя такой красивый голос.
Похвала заставила сира Ланселя надуться – видимо, он принял ее за насмешку. Парень, на взгляд Тириона, подрос дюйма на три с тех пор, как его посвятили в рыцари. У него густые песочные волосы, зеленые ланнистерские глаза и светлый пушок над губой. Ему шестнадцать, и он страдает злокачественной юношеской самоуверенностью, не смягченной ни единым проблеском юмора или сомнения и усугубленной надменностью, столь естественной для тех, кто рождается красивым, сильным и белокурым. Его недавнее возвышение только ухудшило дело.
– Разве ее милость за тобой посылала? – осведомился он.
– Не припомню что-то, – признался Тирион. – Мне жаль прерывать ваше веселье, Лансель, но увы – у меня к сестре важное дело.