Фатум (Стар) - страница 5

Он помнил день, когда эта боль поселилась в нём навсегда. Он был молод и только заступил на должность эксперт-криминалист. Это было первое расследование и выезд на место гибели людей. Казалось, что злосчастный пожар навек сохранится в памяти, лишив его спокойных ночей. Когда он видел на улицах города детей оставленных на милость природы без попечения родителей, в его памяти всегда всплывал незабываемый кошмар. Пожар, случившийся в зимнюю стужу в доме многодетной семьи, навсегда оставил в душе эксперта выжженное клеймо.

В злополучный день дети погодки остались дома одни, когда их мать повезла годовалого малыша в больницу, чтобы просветить рентгеном посиневшую после падения с печи руку. Виной пожара было пламя свечи у иконы Божьей Матери, захватившее тюлевые занавески.

Безжалостный убийца – огонь – унёс жизнь четырёх детей, оставленных матерью без присмотра. Беспомощные перед огненной стихией, запертые снаружи дети погибли. По великой Божьей милости спасся ребёнок, который был с матерью.

Он не забыл тот день, словно несчастье случилось вчера, помнил каждую мелочь и даже то, как под ногами вызывающе скрипел хрустальный снег. На фоне сгустившейся тишины, на почерневшей от пожара земле, где сгорел дом, из которого раньше всегда доносился детский смех, где только что бушевавший неуёмный огонь задушивший его навсегда, жуткий хруст снега казался непристойным, словно нарушал покой усопших.

Он помнил каждый свой шаг и чёрный снег на многие метры от пепелища. Не забыл сиротливо возвышавшуюся обугленную стену, с трудом напоминающую былой дом, старое покрытое сажей пианино, кособоко свалившееся между сгоревших половиц, закопчённую печь с отвалившейся задвижкой, погребённую стенами железную кровать, проглядывающую закопченной спинкой в груде обгорелых досок. Жуткая картина укоряла взрослых в безответственности, что под кроватью, куда спрятались от пламени огня неразумные малютки, они уснули навечно. В сущем хаосе смерти дети превратились в обугленные головешки. Образ Божьей Матери не спас от неминуемой гибели.

Запах гари детских тел застрял в голове эксперта, и вытравить его из памяти было не по силам впечатлительному Потапу. Не знал он, что зловещий пожар будет вечно саднить сердце, напоминать о том, как трудно было дышать не от дыма, а от невообразимого горя, от того, что сотворил огонь с маленькими жизнями. Запах горелой плоти так глубоко въелся в подсознание, что спустя многие годы приходил к нему ужасными снами, а при виде оставленных без надзора малышей взбунтовавшееся обоняние мешало жить. Потап считал беспечность главным врагом. Его злобили безответственность иных родителей. С тех пор при виде резвящихся во дворах малых детей острый запах невольно возрождал в его памяти картину пепелища и несносную гарь. Беспризорники ассоциировались с опасностью и неотвратимой гибелью. Ему хватало пары секунд наблюдений за играющими вдали от дома ребятишками, чтобы трагедия вновь воссоздалась в полном объёме. Сыщик тщетно пытался вычеркнуть прикоревшие в глубинах мозга навязчивые воспоминания, он мечтал вытравить их из сознания, но они упорно всплывали при малейшей неприятности и заставляли задыхаться от мнимого запаха горелых тел, который преследовал до тех пор, пока подсознание не оставляло обоняние в покое.