Самым тревожным — так как оно являлось показателем глубинной нестабильности — было психологическое состояние населения в обществе, полностью основанном на Торе[17]. Вот где был настоящий кризис. Завоеватели, опираясь, с одной стороны, на полуиностранную династию Ирода, а с другой — на первосвященников и саддукейскую аристократию, занялись внедрением в общество традиций греко-латинской цивилизации. Несомненно, быстрая урбанизация, передвижение работников по стране, усиление торгового обмена, распространение греческого языка, который был языком управления и деловых операций, расшатали унаследованные от предков принципы равновесия, существовавшие в аграрном обществе, разрушая деревенскую солидарность.
Как можно отрицать существование напряженности между сельской, традиционной Галилеей и Галилеей городской, эллинизированной, где устанавливалась рыночная экономика, которая неизбежно распространялась и во внутренние районы страны? Одни системы ценностей и культурные стандарты противоречили другим, и их противостояние становилось питательной средой для волнений местного масштаба.
Однако не стоит преувеличивать значимость этого. Как показал на многочисленных примерах немецкий ученый Мартин Хенгель, иудаизм в I в. н. э. был поистине эллинизированным>{70}.
«В документах той эпохи, — делает вывод историк Мартин Гудман, — нет никаких подтверждений структурного конфликта между иудаизмом и эллинизмом в эпоху Христа»>{71}. Зато контакты с иностранцами смягчали нравы, в ущерб иудейской вере. Вот в чем был соблазн и позор поведения правителей из династии Ирода. «После двухвекового перерыва, — отмечает Морис Сартр, — мы снова сталкиваемся с явлением, наблюдавшимся в период восстания Маккавеев: как благочестивые евреи могли понять одного из своих, если он утверждал, что остается евреем, и в то же время постоянно ходил в гости к грекам и римлянам, ел с ними, приходил к ним во дворцы, принимал их в своем доме, строил храмы для их (ложных) богов и здания, где давались представления для иностранцев, посещал термы, где на тронах восседают Гермес, Геракл и многие другие идолы?»>{72}
В любой момент еврейский патриотизм и эсхатологические ожидания, связанные с верой Израиля, могли стать гремучей смесью. Религиозные чувства, обострившиеся оттого, что их легко оскорбляли римляне, были, можно сказать, на взводе. Об этом свидетельствуют события в 39–40 гг. н. э., когда едва не началось восстание из-за того, что император Гай Калигула, племянник и преемник Тиберия, хотел установить собственную статую в иерусалимском Храме. Короче говоря, возникло желание обновления. Жажда спасения смешалась со стремлением к лучшим временам, и именно этим великим политико-религиозным брожением умов объясняется успех движения крестившихся.