Зазвонил телефон. Уже тридцать первый раз за день. Калев снова снял трубку и тут же повесил. Он знал, что звонят от спонсоров, но главврач пока был не готов дать ответ. Поэтому ручка продолжала нервно постукивать по столу.
В дверь постучали. Калев ответил не сразу, погруженный с головой в отчет. После третьего стука Калев, наконец, очнулся.
– Войдите!
Дверь открылась не сразу. Илона медлила, и это неудивительно. После утреннего инцидента, бедняжка упала в обморок. Несколькими заходами валерьянки, медсестру привели в чувство. Но и тогда от нее было мало пользы. Илоне позволили отоспаться, накачав снотворными. Ироничная судьба поставила очередного медработника на одну ступень с пациентами.
Теперь же, когда истерика отпустила молоденькую, она, наконец, добралась до главврача.
Войдя в кабинет, Илона прижалась к дверям, не желая проходить дальше, словно впереди был смертельный огонь.
– Илона, прошу тебя, присядь, – устало проговорил Калев.
Илона нехотя оторвалась от двери и неуверенно прошла к креслу. Только она опустилась на мягкую обивку, как глаза ее снова наполнились слезами.
Калев молча смотрел на медсестру. Выглядела она ужасно. Обычно убранные в гладкий объемный пучок волосы, теперь были растрепаны в разные стороны и на спине свисали лохматыми локонами. Опухшие глаза и стоячие в них слезы застлали яркие голубые глаза серостью, а размазанные отпечатки туши под ними, как нельзя лучше, обозначали весь этот крах неудачной попытки, приведшей к смертельному исходу.
Минуты три оба молчали. Калев неотрывно смотрел на Илону, Илона же не смела ответно смотреть на главврача и только тихо всхлипывала. Наконец, Калев начал.
– Остап сказал, что ты пришла утром за Ниной под предлогом раннего приема у доктора Йокина.
Илона шмыгнула и кивнула.
– Ты соврала Остапу, сказав, что я дал разрешение.
Илона снова кивнула, на этот раз едва заметно.
Калев откинулся на спинку кресла.
– Зачем ты это сделала?
Илона помотала головой и еще сильнее вжалась в себя. Тело бедняги начало содрогаться от рыдания.
– Илона, посмотри на меня.
Илона взглянула на доктора, но вряд ли она видела его лицо за плотной мокрой стеной.
– Я не собираюсь как-то наказывать тебя, – говорил Калев. – Ты сохранишь работу, а в отчете будешь фигурировать, как свидетель.
Калев понимал, что ему просто незачем наказывать медсестру. Ее всхлипывания и непрерывный поток слез уже были достаточным наказанием. Да, Илона и сама себе станет наказанием. Неизвестно, захочет ли она продолжать свою практику. Как бы Калев ни выгораживал ее, совесть религиозной девушки уже никогда не будет знать покоя.