Ровно через месяц, после обряда познания, ворота крепости остались стоять неподвижными монументами. Ради меня, покидавшего стены Отрады, никто не стал задействовать многотонный воротный механизм. Перевязанный поперек туловища веревкой, я был спущен вниз до земли, преодолев стену сквозь одну из бойниц предвратной башни.
— И вам не мерзнуть, — махнул я на прощание рукой, едва увернувшись от сброшенного в след мешка с нехитрой снедью.
Запрокинув голову, я не увидел ни одного лица, кто бы свесился вниз и ответил на мой прощальный жест. Всем, кто оставался в крепости, не было дела до уходящего посреди зимы в дальнюю дорогу парня. С Лизой я попрощался еще вчера, а больше ни с кем наладить дружеских отношений не удалось. Тот же Сергей, в последние дни ходил мрачнее тучи, а вчера зачем-то рылся в моих вещах. Слава Царю, у меня ничего не пропало, хотя это могло случиться и от того, что у меня ничего и не было.
Врученная сегодня утром подорожная, содержала в себе предписание явиться в город Алишер. Я убрал его на самое дно котомки, так как предъявлять его следовало либо старшему каравана, либо конным разъездам на дорогах, либо на входе в любой из городов.
— Случись война и это может стать той малостью, что решит исход противостояния не в нашу пользу! — витиевато и не понятно глаголил уважаемый Леонид, напутствуя меня перед дальней дорогой.
Из пятнадцатиминутной речи удалось вычленить, что из-за моего единения с Металлом, я покидаю крепость Отрада с котомкой и подорожной, а не босой и голодный. На Руси срочно требовались одаренные с единением к данной стихии, и Царь повелел учить подростков в старших школах, с тем, чтобы "ценные" кадры находись под надлежащим надзором.
Закинув мешок с двух дневным запасом еды на свое худое плечо, я двинулся вверх по дороге. Февраль месяц не баловал теплой погодой и, чтобы не замерзнуть, мне приходилось двигаться на пределе своих возможностей. К своему удивлению, добраться до первых камней, находившихся от крепостной стены довольно далеко, мне удалось даже не запыхавшись.
Обернувшись, я бросил прощальный взгляд на суровую твердыню и не поверил своим глазам. Ранее, живя в деревне, и позже, путешествуя с караваном, все предметы далее пяти метров от моего лица начинали размываться и казались грязным пятном. Стоя сейчас на изгибе дороги, я с удивлением рассматривал высокие стены и еще более высокий донжон. Все детали крепости были отчетливо видны, как если бы я держал на вытянутых руках перед собой гравюру из какой-нибудь книги.
"— Что это со зрением? — удивился я, после чего мое лицо озарила счастливая улыбка: — работает!"