Мои размышления были прерваны грубым тычком в плечо, от которого я чуть не клюнул носом в тарелку. Успев упереться локтем в столешницу, я повернул голову, чтобы посмотреть на шутника.
Трое парней стояли в паре шагов и насмешливо переглядывались между собой. Боярыч Белозеров и его друзья, запомнившиеся мне по неудачному знакомству в первый же день, ждали моей реакции и не спешили уходить.
— Вам чего? — повернувшись в пол оборота, но не спеша вставать, я задал очевидный вопрос.
— Чтобы через десять минут был на улице перед воротами школы, — громко сказал Белозеров, постаравшись сделать так, чтобы все его слышали: — если не выйдешь, то значит ты трус!
Обернувшись на усилившееся перешептывание, я оценил количество школяров, набившихся в столовую. С первого взгляда становилось понятно, что не меньше половины учащихся собрались в одном месте, чтобы посмотреть на очередную забаву боярских детей.
"— Вот придурки", — мысленно обозвал я всех собравшихся, как впрочем и самих зачинщиков ссоры.
Проходя через калитку, я вспомнил о разрешении носить тулуп только на территории старшей школы. Гвоздь сиротливо торчал из стены, и на то, чтобы повесить теплую овчину на прежнее место я потратил не более пары мгновений. Выйдя после этого на улицу, я зябко передернул плечами, несмотря на Март месяц сегодняшний день выдался морозным.
— Ковальский! Я вызываю тебя на поединок чести! — Белозеров стоял на свободном пятачке, Кулибин и Ржевский разошлись по сторонам, изображая из себя секундантов.
— Я сын Савелия Рукина, — поправил я парня и пояснил: — кто такой Ковальский не знаю.
— Что? — вылупился Белозеров, после чего уставился на мою одежду: — где твой герб? Куда ты дел тулуп, на нем был герб Ковальских?! Ты Ковальский!
— Да нет же, я его взял поносить, э… - договорить мне не дали, так как подскочивший сбоку Кулибин ловко заломил мою руку за спину.
Поднявшаяся после этого суета напоминала ярмарочный день в начале осени. Наезжающие в деревню караваны скупали собранное с полей целыми подводами, обменивая на редкий для местных краев товар. Топот ног и шуршание одежды, обрывки фраз и сопящий над моим ухом Кулибин, я даже не пытался вырваться, ожидая когда все само собой разрешится.
— Он безродный, в учительской подтвердили, — через десять минут суеты, прозвучал запыхавшийся голос, после которого наступила гробовая тишина.
— Смерд! Да как ты посмел принять мой вызов!? — судя по скрипу зубов, Белозеров был в бешенстве.
Острая боль пронзила левый бок, после чего заламываемую назад руку отпустили. Попытавшись разогнуться, я лишь завалился набок и что-то теплое потекло спине. Взирая на расступившихся школяров, я перевел взгляд на пасмурное небо, после чего в глазах стало темно.