Мона вспомнила допрос. Жена Плессена Розвита ужасно плакала, а ее муж был бледен и молчал. Весь в горе, но не в гневе из-за пережитой боли.
Это могло быть связано с тем, что Плессен все же знал, что он не был отцом Самуэля. Приемный сын никогда не мог стать родным, сколько ни старайся — существовала разница в эмоциональном восприятии своих и чужих детей, и прежде всего тогда, когда не оба родителя были согласны с усыновлением, а особенно если кто-то из них имел ребенка от предыдущего брака. Но если Плессен знал правду, то почему он им ничего не сказал? Такую информацию не скрывают, во всяком случае, когда речь идет об убийстве. В конце концов, нельзя было исключить, что настоящий отец Самуэля тоже играл в этом деле какую-то роль. Мона заехала в подземный гараж и поставила машину на стоянку. В лифте с ней поздоровался коллега из отдела 14, и она кивнула ему с отсутствующим видом. Ей надо было проверить протокол допроса, который вел Форстер. И потом лично поговорить с ним.
Плессен о чем-то умолчал. В этом Мона была уверена.
Среда, 23.07, 9 часов 00 минут
Сегодня, на второй день семинара, Давид чувствовал себя уже почти как дома в полутемном, завешенном синими шторами помещении. С утра они еще поговорили о Сабине и ее семье; Давид понял не все, однако, в общем, сделанный Фабианом анализ проблем Сабины показался ему логичным и точным, и Сабина, очевидно, так же восприняла его. По крайней мере, сегодня она казалась более расслабленной, у нее было хорошее настроение.
Теперь Фабиан делал с ними другое инициализирующее энергию упражнение, которое он называл «подъем кундалини». Он поставил компакт-диск с записью барабанной музыки и приказал ученикам закрыть глаза и сотрясаться в ритме музыки. Сотрясаться? Давиду показалось, что он ослышался, но, прежде чем он успел задать вопрос, упражнение началось.
— Сосредоточьтесь на себе! — крикнул Фабиан, и снова Давиду показалось, что все, кроме него, поняли эту команду.
Он снова полуприкрыл глаза и тайно наблюдал за тем, как другие двигали своими конечностями. Все, казалось, полностью ушли в себя, хотя их движения оставались все же скованными и угловатыми. Он и не собирался дурачиться таким образом.
Для виду он переступал с ноги на ногу и поочередно смотрел на присутствующих: Фолькер, Сабина, Гельмут, Рашида, Франциска, Хильмар, из них трое мужчин: Фолькер, Гельмут, Хильмар. Фолькер: редкие светлые волосы, местами седые, возраст — около пятидесяти лет. Хильмар: за тридцать лет, долговязый, лысина с узким ободком волос, на лице застывшее выражение, будто он съел что-то несвежее. Гельмут: возможно, ему около тридцати лет, чрезмерная полнота, жирные темные волосы, заплетенные на затылке в тонкую косичку, толстые губы, подпорченные зубы. По возрасту он наиболее подходил под описание предполагаемого преступника, каким его рисовала главный комиссар полиции Зайлер. Правда, она посоветовала не считать имеющуюся характеристику единственно возможной, понаблюдать за всеми присутствующими мужчинами и узнать их фамилии.