— Да, действительно, — сказала Мона мягко.
— Я же не могу всю свою жизнь ухаживать за ним! — это прозвучало как крик души.
— Нет, — успокоила ее Мона. — Этого никто не может от вас потребовать.
И все-таки женщина начала плакать. Мона зажгла сигарету, нагнулась к ней и вставила сигарету ей в губы. Женщина улыбнулась сквозь слезы и сделала затяжку.
— Извините, — сказала она во второй раз.
— Может быть, сделаем перерыв? — спросила Мона.
— Нет. Уже ничего, — Клаудиа Джианфранко вытащила носовой платок из сумочки, вытерла слезы и высморкалась.
У нее под глазами слегка размазалась тушь для ресниц, но никто из присутствующих не указал ей на это.
— Что произошло потом? — спросила Мона. — Я имею в виду, вы еще говорили с ним по телефону, связывались по электронной почте или как-то еще?
— Да, мы часто созванивались. Он… он рассказал мне, что хочет, чтобы Плессен повторил этот ритуал с ним. Это была его очередная идея-фикс. Но Плессен…
— Что Плессен? — Мона насторожилась.
— У него, наверно, для Паоло не оказалось места на семинаре. Ну я могу понять это, у него все расписано, а тут еще состоялась телевизионная передача, после которой его терапия стала широко известна у вас.
— Да, — Мона снова вспомнила передачу, невозмутимый вид Плессена и суетливого ведущего с его неловким бормотаньем.
И вдруг, словно в ее голове открылась дверь, она вспомнила кое-что еще.
Восторженная публика. Поворот камеры, восторженные лица публики. Ее что-то смутило в этом, и она тогда подумала: «А может, это не обычная публика? Может, Плессен приказал своему фан-клубу явиться в студию?»
— Таким образом, Плессен мог записать Паоло лишь на осень.
— М-да-а, — Мона размышляла о своем.
— И Паоло ужасно расстроился по этому поводу.
— Да, я могу это понять. Вспомните поточнее, что он сказал?
— Что считает это свинством. Что нельзя так обращаться с людьми. И тому подобное.
— Был ли он склонен к насилию?
— Нет. Вообще-то, нет.
— Высказывал ли он какие-либо угрозы в адрес Плессена?
— Угрозы? Нет, этого не было. Но он был просто одержим этим человеком.
Он точно звонил ему два или три раза, упрашивая Плессена включить его в группу раньше. Но ничего не получилось.
— Это было типично для него? Я имею в виду то, что он не смирился с отказом? Он часто так реагировал на «нет»?
Женщина задумалась. Затем сказала:
— Он мог быть очень настойчивым. А с отказами вообще не умел смиряться.
— Проявлял ли он когда-либо агрессивность?
— Да. Он мог… Он иногда бывал коварным и склонным к интригам.
— Может быть, он уже проявлял насилие? Я имею в виду — физическое?