Анти-Зюгинг (Гарифуллина) - страница 56

Ничего не ответил Горбачев на это единственное выступление по существу: какой должна быть РКП? Он лишь сказал в заключение, что в Политбюро и в Российском Бюро есть мнение — выступать с докладом председателю Российского Бюро, то есть ему, Горбачеву.

В главе «16 июня 1990 года. Схватка с Генсеком» своей книги И.Осадчий эмоционально рассказывает о состоявшемся в этот день заседании представителей делегаций, «прибывших со всех 89 республик, краев, областей, округов России на Российскую партконференцию», в «переполненном Мраморном зале ЦК КПСС на Старой площади» и о том, как он «скрестил» шпагу с главным лицом в государстве и партии». Эту главу почти полностью цитирует в книге

«Верность» (2003 г.) и Зюганов.

Вот как описывает это совещание И.П.Осадчий:

«В переполненный Мраморный зал ЦК КПСС на Старой площади, вмещающий

До полутысячи человек, вошел первый Президент СССР и последний генсек КПСС

Горбачев — «Михаил Меченый» как прозвали его в народе, ссылаясь на евангельское пророчество, которое якобы гласит, что именно «меченый Михаил» принесет нам гибель. Так говорили по всей России. Да что там — по всей стране», - пишет он на стр. 29 своей книге. И сразу ложь: в начале 1990 года таких разговоров еще не было, они появились позже, когда предательство Горбачева стало явным.

«Горбачев появился за пустым столом президиума и, обращаясь к собравшимся представителям делегаций, прибывшим со всех 89 республик, краев, областей, округов России на Российскую партконференцию, сказал: «Я только что от врачей. Сделали укол. Чувствую себя неважно. Прошу пощадить. Я не могу ознакомить вас с докладом, с которым буду выступать 19 июня на Российской партконференции. Думаю, вы доверяете мне. А сейчас давайте посоветуемся по организационным вопросам. Ну, как? Нет возражений?»

— Есть возражения! — в полную силу голоса бросил я в ответ и направился к трибуне. Естественно, сердце. Впервые за прожитую жизнь предстояло не просто выступить перед такой аудиторией, но и «скрестить» шпагу с главным лицом в государстве и партии. Бросил взгляд на первые два ряда: все знакомые лица — «вожди партии и народа», почти весь состав Политбюро ЦК КПСС, секретари ЦК КПСС, члены Бюро ЦК по РСФСР. И замерший от неожиданности зал. За единичным исключением собравшиеся в зале не знали ни меня, ни того, для чего я вышел к трибуне.

До последнего мгновения я не был уверен: хватит ли у меня духа, смелости, дерзости, решимости выступить. И если да, то что должен сказать? На раздумья остались те секунды, пока шел к трибуне... Конечно, я знал, что большинство в зале, как и миллионы российских коммунистов РСФСР, которых они представляют, думают и оценивают происходящее в стране и в партии так же, как и я. Но одно дело в «курилке» и даже на партийных собраниях и конференциях, а другое — здесь, перед Генсеком и Политбюро ЦК КПСС, перед представителями всех делегаций Российской партконференции, собравшимися для решения вопроса об образовании Компартии РСФСР.