Члены ГКЧП бросились в Форос, просить прощения у Горбачева. А вернулись оттуда в наручниках. Ельцин выступал с брони одного из танков Лебедя, торжествуя пиррову победу над Советской властью. У Белого дома бесновалась толпа. Вице-президент Руцкой стрелял из своего пистолета в воздух. Хазанов ругался похабным матом в услужливо подставленные микрофоны, и все это транслировалось в прямом эфире на всю страну...
24 августа в малом зале Доме политпросвета Гавриил Попов устроил чрезвычайное заседание Моссовета, которое больше походило на фашистский шабаш. «Повесить! Повесить!» - кричали мне в лицо Осовцев, Боксер, Дейнеко и другие «коллеги по демократическому Моссовету». Гавриил Попов поставил в повестку дня вопрос о лишении депутатской неприкосновенности первого секретаря МГК КПСС Прокофьева и аресте командующего войсками Московского военного округа генерала Малинина. Прокуратура Москвы возбудила уголовное дело по факту публикации Обращения Совета рабочих Москвы к трудящимся столицы СССР. До сих пор не могу понять, как у меня хватило сил выступить на той сессии в защиту Прокофьева и Малинина. Скорее всего, у меня уже выработался здоровый инстинкт политической борьбы, согласно которому, лучший способ защиты – есть нападение.
Спровоцированный выступлением ГКЧП в августе 1991 года антисоветский переворот еще долго нуждался в идеологическом оформлении со стороны победившей «демократии». Ельцин не осмелился сразу объявить о реставрации капиталистических порядков в России. Формально Горбачев продолжал числиться президентом, но уже над Кремлем рядом с Государственным флагом СССР подняли триколор белой гвардии Колчака, Деникина и генерала-предателя Власова.
В первых числах сентября началась бешеная атака «демократов» на Мавзолей и Центральный музей Владимира Ильича Ленина. Новодворская, Собчак, Старовойтова и другие одиозные личности требовали перезахоронить тело вождя пролетарской революции, разрушить Мавзолей. Первыми на защиту Мавзолея поднялись Ветераны Великой Отечественной войны и Совет рабочих Москвы. Уже к середине сентября мы организовали круглосуточную народную охрану Мавзолея. Были изготовлены десятки плакатов: «Руки прочь от Мавзолея!», выписки решения ЮНЕСКО о том, что Мавзолей Ленина является достоянием всего человечества и даже цитаты Ельцина о том, что Ленин – самый гениальный человек в истории человечества. Подстрекаемые прессой фашиствующие элементы рвали те плакаты из наших рук и плевались бешеной слюной на ветеранов Великой Отечественной войны, ставших в «живую цепочку» защиты Музея и Мавзолея Ильича. Вместе с нами против готовящегося акта вандализма выступили сотни тысяч простых людей труда в России и за рубежом. В наш штаб, занимавший одну комнату в здании по проезду Куйбышева, рядом с Красной плошадью, ежедневно поступали десятки писем и телеграмм в поддержку нашей борьбы. По воскресным дням число участников пикета возрастало до полутора тысяч человек, и мы начали проводить у Мавзолея Ленина открытые партийные собрания коммунистов и сочувствующих. Каждое такое собрание начиналось с вопроса, есть ли среди присутствующих члены ЦК КПСС или ЦК Компартии РСФСР. Таковых не объявлялось. Однажды среди случайных прохожих я заметил Геннадия Зюганова. Догнал его уже в подземном переходе от Красной площади до Охотного ряда: «Геннадий Андреевич, пожалуйста, подойдите к ветеранам войны! Ободрите их! Скажите, что ЦК действует и не допустит вандализма в отношении Мавзолея». Краткий ответ Зюганова я запомню на всю жизнь: «Виктор! – сказал он обреченно. – Мое время еще не пришло!» Еще долго Зюганов искал свое место в борьбе, а нам, рядовым коммунистам, пришлось самостоятельно готовить восстановительную конференцию партийной организации города.