— Цены нет твоей рубахе, — в который раз начинал Петр Иванович Шувалов, оглаживая рукой императрицын подарок, — я то уж знаю, что, коль матушка дарит кому чего из одежды, то особое расположение к тому человеку питает. Гордись, брат.
— Да чего там, — смущенно отвечал тот, но по тому, как он демонстративно отставлял то одну, то другую руку, демонстрируя бисерные узоры, ярко вспыхивающие при свете многочисленных свечей, было видно, что он страшно доволен подарком. — Я думал орден получу, а тут… рубаха.
— Не скажи, не скажи, Иван Иваныч, — погрозил ему пальчиком граф Воронцов, — орденами ты и так не обижен, да и у кого их нет при дворе. А вот такую рубаху, что императрица собственноручно вышивала, поди сыщи где…
— Не верится, чтоб государыня на нашего Ивана да время тратила, возразил Александр Шувалов, который последние годы заведовал Тайной канцелярией и стал как–то более сдержан, рассудителен, даже в разговорах с родными братьями, — поди, девки крепостные и вышили…
— Зависть в тебе заговорила, Сашка, — вскочил со своего места именинник, сверкая глазами, — поскольку ты там разные грязные делишки распутываешь, а я… а я… — остановился он, подбирая нужное слово, и, наконец, договорил, — с музами беседую, а сие императрице и ближе, и приятней.
— Угомонись, Иван, — потянул его за руку Петр Иванович, — нашел из–за чего сыр–бор подымать.
— Это уж как сказать, — чуть пригубил из своего бокала Александр Шувалов, — государыня очень даже интересуется нашими "делишками", — нажал он на последнем слове. — Ты тут витийствуешь со своими музами, вирши читаешь, а я изменников на чистую воду вывожу, чтоб не дать им в сговор войти с разными ворами, государство от смуты великой оберегаю.
— Да и без тебя все ладно идет, — легкомысленно отмахнулся Иван Иванович — а все одно завидуешь мне, так и скажи.
— Господа, господа, — поднялся со своего места граф Воронцов, — не время говорить о том, кто большую пользу отечеству нашему несет, на кого государыня чаще взглянет. В том разве дело? Главное, что ценит нас матушка наша драгоценная, в каждом слугу своего видит, от себя не гонит. Вот за нее и предлагаю бокалы поднять, дай ей Господь долгие лета и здоровья, благополучия, дней радостных поболе. А тогда и нам возле ее огонька позволено будет погреться. Так выпьем же за здоровье императрицы нашей Елизаветы Петровны, — все, как один, поднялись и выпили искрящееся в бокалах вино.
— Чего нам друг перед другом кичиться, на кого императрица чаще взглянула, кому чего подарила, — неспешно повел разговор Петр Шувалов, есть у нас о чем поговорить, меж собой посоветоваться. Награды никуда от нас не уйдут, не денутся. Я бы вот о чем хотел спросить тебя, Михаил Илларионович, — обратился он к графу Воронцову, — вчерашнего дня канцлер до императрицы с каким–то, видать, важным делом приходил, прождал около часа, а то и более того, да ни с чем и подался к себе. Он мне навстречу попался, бледный весь, едва поклонился, да и мимо — шмыг. Я уж его повадки хорошо знаю… Не иначе, стряслось чего. Сегодня я не был при дворе, принимал у себя горных инженеров, засиделся с ними. А надо думать, Алешка Бестужев опять во дворец приезжал?