1983 год.
Он вновь проснулся от истошного, детского крика и, вскочив, бросился к детской кроватке. На службе обещали выбить квартиру, в которой будут лучшие условия для растущей семьи, но государственная машина действовала очень медленно. Так и ютились они в маленькой, но очень уютной комнате, предоставленной Николаю министерством внутренних дел.
Его жена уже стояла возле колыбели, и прижав к груди Дениску, пела ему странную колыбельную. Малыш бился в ее руках, и кричал, кричал, казалось, нет конца этому болезненному, детскому страху, поселившемуся в маленьком, измученном сердце. Ребенок не плакал никогда, не было у него слез, только разрывающий душу вопль. Николай подошел к своей Оле, и принял из ее рук худенькое, дрожащее тельце. Малыш, почувствовав крепкое, отцовское объятие, затих, уставился на него испуганными глазенками.
— Олюшка, не стоит тебе поднимать Дениску, он тяжелый уже. Подрос мальчик — тихо улыбнулся мужчина, и подул в пушистую макушку ребенка. Его жена вернула ему измученную улыбку, и Николай заметил дорожки слез, на любимом лице. Ольга погладила себя по животу, в котором рос еще один их ребенок.
— Коля, я очень устала. Он никогда меня не примет. Никогда — тихо сказала она и развернувшись медленно побрела к разобранному, истертому дивану. Дениска вздрогнул, словно понимая о чем говорит эта уставшая женщина, и повернул голову в ее сторону.
— Мама — тихо позвал он, Николай обомлел, а Ольга остановилась, словно окаменев, а потом, резко развернувшись, подбежала к нему, и выхватила из его рук мальчика. Она прижала Дениску к груди и зарыдала в голос. Это было первое слово, которое их сын произнес за все то время, что жил с ними.
— Справимся, мы справимся — как заведенная, шептала женщина. Ребенок уткнулся маленьким носиком в плечо матери и тихо засопел, сомкнув совсем не детские глазенки. Она так и просидела всю ночь, качая свое дитя, не желая размыкать объятий, в которых спал ЕЕ сын.
Дэн
— Зря ты так с девочкой — Глаша смотрит на меня с осуждением, качая седой головой — Она напугана до смерти.
— Няня, я тебя просил уже, не лезь мне в душу — горько усмехаюсь, делая очередной глоток виски. Напьюсь, и снова мне будет сниться Анна, такая, какой я видел ее в последний раз. Прежде чем потерять. Смотрящая на меня полными обиды и слез, синими глазищами, такими же, как у этой суки, которую подсуропил мне подлец, Боря.
— Иди, спи, солнышко — гладит меня Глаша по голове теплой, морщинистой рукой — ты уже достаточно выпил на сегодня. Николай Георгиевич вернется скоро, звонил. Не стоит, что бы он видел тебя в таком состоянии.