По дороге к троллейбусной остановке мне приходилось поспевать за матерью, и я была поглощена узором зернистого асфальта. Вот тут я каталась на роликах неделю назад. Слева от «Бурика», нашего Буревестника, накануне вечером я играла в бадминтон. В последний вечер, как по молчаливому сговору, во дворе было очень много наших – будто все вышли, чтобы спастись от землетрясения. Среди них был и Олег, и Сергей с догом, и даже Игорь-пианист. Они сидели все трое на той лавке, на которой я сиживала с Олегом, пока солнце не садилось за Буревестник. Я щёлкнула на спуск.
Я невольно зафиксировала каждую щербинку на ступенях, каждую ямку в асфальте и моё знание, в каком месте в какую игру лучше играть. Сфотографировала сигнал "Game-Over" записала исходники, где-то падая в обморок, пресекая дыхание. Некоторые переходы похожи на края советских бордюрных камней: стой, упади или изобрети игру в прыгалки, которая сделает выщербленные края необходимыми. Я вас никогда не забуду, в этом я перед вами в долгу, мелочи, неважности и приятности, без которых мне никогда не удастся правильно выдохнуть. Но антиимперский императив независимости настигает, тот воздух просто прохвост. Даже когда у меня в ушах стоит какофонический гул, он скоро заводит пластинку, что надо развиваться, идти дальше, не стоять на месте – тем более, с теми же людьми. И так мои корни остались под серым асфальтом. Случись ещё одно землетрясение, они покажутся из-под земли.
Никто не знал тайну, я никому не сказала, что мы уезжаем – так хотели мои родители, хотели ради меня же. Как всегда, для детей – самое лучшее.
Мы стояли-стояли на троллейбусной остановке, а пришёл не тот троллейбус. Мы сели в такси до вокзала, второй раз за мою жизнь, и смотрели – из непривычного для меня ракурса – на привычно посверкивающие на солнце строения, зелень кустов, контурные пятна теней.
Поезд увёз нас сначала в Винницу, к деду с бабой с отцовской стороны, чтобы попрощаться с ними. Поехали мой отец, Константин и я. Мать отправилась к моему дяде в Москву, чтобы не ехать к свёкрам. Мы встретились с ней через пару недель в Москве. Старший брат оставался пока в Петербурге.
Но Константин почти не побыл в квартире дедов: он так исхудал, что попал в больницу, где его кормили искусственно. Моей обязанностью к этому времени стало гладить рубашки отца. На них был перевитый растительный узор. Я представляла себе, что эти джунгли выросли из растительности на рубашке Олега, и я пробиваюсь сквозь них утюгом как носом корабля сквозь заросли камыша.
Когда мы проезжали через Киев, поезд там стоял довольно долго. Купола церквей сверкали на зелёном холме. Эх, хороши монастыри, а ты лишь издали смотри. Из окон было видно, что надо обязательно выйти и осмотреть ещё многое другое. Сердце прыгало от радости, оно бы выскочило к истоку Руси, но улеглось на вагонную полку.