Севастопология (Хофман) - страница 53

с шоколадным кремом, а ещё сырники и оладьи.

В «Вост. Духе» на обед есть суп судьбы без указания ингредиентов, происходящий из пра-бульона кипящего океана. Есть также каша контингенции и блиносудьи с начинкой, которую составляет себе сам клиент. Мы смиренно следуем судьбе. Мы разрешаем себе некоторую интервенцию, вгрызаясь как можно веселее. Мы выставляем мисочки для начинки: позволяем комбинированные гарниры, включая варенье из смородины без ограничения и наказания.

«Вост. Дух» предлагает и то, что мне заповедала мать. Только один раз, но я бы размножила это, плюрализировала и демократизировала: вместе лузгать семечки, читая при этом газету. That's it. Можно раздобыть чуть больше, чем хочется, и пригоршню носить в кармане куртки, чтобы в случае чего при ожидании втыкать чёрно-белые семена между зубов – фотография прошлого мира, она чудеснее мотива с сигаретой.

К любимым материнским кушаньям относится – грызть халву, запивая ряженкой. Молочноцветная революция «Вост. Духа». Поэтому я мчусь в архив молочных культур и подбираю при помощи незаменимых бактерий необходимую кислоту и сладость. Не так уж это и нешвейцарски, клянусь святыми коровами, тем более эти напитки полезны для желудочной флоры – так я слышу по её урчанию. Мы добьёмся и безлактозной версии. Кефирализации федерации a la carte.

Возможно, что в ванне, из которой можно уплыть в Турцию, маются без дела пара карпов из Океана, многоэтажного рыбного магазина в начале проспекта Остряки. Но в отделе колбасных товаров плохи дела. Мой габитус законсервировался при дефиците мяса, от которого я никогда не страдала, если не брать во внимание анемию. Когда встречаешь сосиски не чаще, чем доллары, считаешь их чужой валютой и не знаешь, что с ними делать, если они вдруг окажутся на твоей тарелке – как золото в кошельке.

Мой любимый балкон, я прощаюсь с ожерельем из сушёных фруктов, с обоими велосипедами, обменянными на копчёных кур, и с бельевыми верёвками, на которых простыни, словно паруса, парят к далёким берегам. С Дуней со второго этажа на Лангштрассе, молодёжной улице Цюриха. Такой же далёкой от нехватки еды. Голод унижает, и этого не объяснишь тому, кто сам не хлебнул ничего подобного в Перестройку.

Перестройкой нам надо бы назвать одно блюдо – на выбор консервы или что-нибудь сезонное с дачи. В этом подлом состоянии ты очень хорошо понимаешь, что значит «судьба»: когда никто не знает, где, чего и сколько он сможет укупить, и речь о «добытом» вдруг звучит куда заносчивей, чем песня миннезингера. Ибо, судя по эху взрослых, ты одурачен: платишь деньгами, которые ещё вчера потеряли свою стоимость, переплачиваешь, потому что по большей части в долларах, а получаешь за них с гулькин нос, и то по знакомству, если кто-то окажет тебе милость отдать товары за банкноты. Товары, качество которых давно не в качестве, а только в обладании ими.