Он сделал шаг внутрь, и тут же от стены отделилась тень. Крячко отчетливо увидел руку, занесенную для удара. Сразу после этого послышался громкий вскрик актера и звук падающего тела. Стас хотел выскочить из багажника и мчаться на выручку этому недотепе-актеру, но заставил себя сдержаться. Нужно дать время ребятам подобраться ближе. Тусклый отблеск догорающего заката вновь высветил фигуру в дверном проеме. Преступник выглянул наружу, убедился, что там никого, подхватил тело актера за ноги и поволок его внутрь. Крячко нащупал в кармане телефон, ощупью набрал номер Гурова и почти беззвучно прошептал:
— Он его вырубил. Действуйте!
После этого досчитал до пятидесяти, беззвучно откинул крышку багажника и вылез наружу. Добравшись до ближайшего оконного проема, подтянулся и заглянул в проем. В темноте ничего не было видно. Тогда он пошел вдоль стены, отыскивая запасной вход. Подобравшись к северным дверям, поднялся по ступеням, прошмыгнул внутрь. И сразу услышал его. Преступник разговаривал. Может, сам с собой, может, с жертвой, Крячко не вникал. Он медленно двигался на звук.
— А всему виной твоя гордыня, дружочек. — Голос убийцы звучал обыденно. — И не спорь со мной. Гордыня, она многих погубила. Взять, к примеру, меня: отчего я не лежу в теплой постельке перед экраном телевизора, попивая пивко, а вожусь тут с тобой на грязном полу загаженной святыни? Кстати, тебе не кажется, что место выбрано символично? По мне, так очень даже символично. Один грешник помогает перейти в мир иной другому грешнику в святом месте. Ирония судьбы. Что молчишь, не согласен? Да нет же, ты просто не можешь говорить, ты в отключке. Но это пока. Не переживай, я подожду. Скучно убивать того, кто не может молить о пощаде. Я скуки не люблю, думаю, и ты тоже. По сути, мы с тобой очень похожи. И это особенно приятно. Хочешь знать, почему я считаю нас грешниками? Нет-нет, дела последних дней тут ни при чем. Мы с тобой грешники, потому что оба дурили людей. Ты — с экрана телевизора, я — посредством своих статей. Ты читал мои статьи? О тебе я написал гениально. Жаль, не захватил ее с собой, а то бы прочитал тебе. Ничего, я помню ее наизусть. Очнешься и послушаешь, обещаю.
Крячко добрался до высокой колонны, закрывающей обзор, и осторожно выглянул. Топырин расположился в центре здания. У его ног лежало тело актера, он был без сознания. Обложившись рулонами пленки, Топырин старательно работал. При этом он говорил, не переставая.
— Убивать тебя будет приятно. Не то что этого недоумка фермера. Разве какой-то вшивый колхозник может понять тонкую организацию души творческого человека? Разумеется, нет. Даже мой дражайший начальник не был на это способен. Жалкий бездарь! Знал бы ты, сколько унижений я от него терпел. Он считал меня никчемным журналистом. Держал в редакции из жалости. Самое обидное, что жалел он даже не меня, а мою покойную матушку. Да, да, ты не ослышался, господин Хван был когда-то знаком с моей матушкой и после ее смерти считал своим долгом опекать меня. Гнусный выродок! С каким же наслаждением я убил его! Жаль, что человека нельзя убить дважды. Я бы с радостью сделал это и два, и три раза. Ты знаешь, что он считал себя моим благодетелем? Впрочем, откуда тебе это знать? Ты ведь с ним даже не знаком. Ничего, если верить теории церковников, скоро вы с ним встретитесь. Сможете обсудить ощущения. Сможете даже оценить мой гений. Я ведь действительно гений! Посуди сам, разве мог бы посредственный журналистишка разработать столь безупречный план? Да никогда в жизни! А я смог! Я убил четверых, включая моего благодетеля, а полиция только руками разводит: кто этот неуловимый убийца?