Фрейлина не то всхлипнула, не то застонала. Звук был настолько сладким, что Кейну пришлось остановиться и сжать зубы, чтобы унять собственное желание задрать юбки и вколачиваться в ее тело, пока не накроет волной наслаждения.
Но на этот раз собственная выдержка не подвела.
Шнуровка легко поддалась: в этом было еще одно преимущество артанских платьев. Полы разошлись, и Кейн расположился между бедер девушки, стянул туфельки, погладил ногу от щиколотки до колена.
— Я погорячилась, — прошептала фрейлина, когда он стал покрывать поцелуями нежную шею.
— Ты и правда горячая, — подтвердил Кейн, совершенно потеряв нить разговора.
Он не шутил, когда говорил, что она — дурман. Его личный дурман.
Логхард уловил миг, когда в ней не осталось сил на сопротивление: девушка перестала вырываться и замерла, тяжело дыша. Он не спешил освобождать запястья, свободной рукой стянул платье и рубашку с плеча, сминая девичью грудь и вырывая еще один сладкий стон. Лучшую музыку, которую он когда-либо слышал. Кейн сжал губами один сосок, поиграл горошиной языком, и фрейлина выгнулась
Тело обожгло. По венам побежал огонь, чистое желание, которое он раньше не испытывал. Наваждение.
Кейн потянул вверх сорочку, провел ладонью по внутренней поверхности бедра, погладил нежные складки. Затуманенные желанием глаза фрейлины широко распахнулись, она дернулась и сжала его запястье.
— Не надо!
— Тише, Амелия, — прошептал Кейн, накрыл ртом искусанные губы и заскользил пальцем между складок. Касаясь, почти невесомо, средоточия ее желания. Девушка замерла в его объятиях, вздрагивая только когда он задевал особо чувствительную точку. Сначала не отвечая на поцелуи, напряженная, как струна. Словно доказывающая Кейну, что без магии разума у него ничего не получится. Когда она поняла, что вырваться не удастся, приготовилась смириться и терпеть… Вот только отзывалась на каждое прикосновение. Отзывалась, самая того не понимая, кусая губы и стараясь оставаться спокойной, пока хватало сил.
До той минуты, как она начала сама шире раскрывать и приподнимать бедра.
Теперь Кейн пил стоны удовольствия, слушал сбившееся дыхание, вглядывался в подрагивающие ресницы. Вызов дерзкой пленницы обернулся для него чистейшим наслаждением. И не только для него: Амелия, позабыв обо всем, подавалась ему навстречу. Она горела в его руках, плавилась, как воск свечи, такая податливая и желанная.
Уловив нужное мгновение, Кейн скользнул пальцем в узкую глубину ее тела. Амелия вскрикнула и задрожала, сжимаясь на нем. Отчего он сам едва не излился, столько искреннего наслаждения было в этой девочке.