Ах, если бы (Плонский) - страница 2

- Мы могли бы отпустить вас домой, - сказал врач. - Швы наложены, кровопотеря восполнена. Но внушает опасения нервная система. Кстати, в нашей клинике великолепный гипнокомпьютер.

Андрей безучастно наблюдал, как бригада медиков хлопочет над ним, прикрепляя датчики. Незаметно заснул и проснулся уже в палате.

Заглянул Олег, сказал:

- Алена там... за дверью. Не прогонишь?

- Пусть войдет.

Они долго молчали. Андрей смотрел, словно оценивал вещь:

"А ведь действительно хороша. Немудрено, что потерял голову..."

- Прости меня, - заговорила Алена. - Я не думала, что так выйдет... Но ведь все ещё можно поправить, правда? Ты придешь?

- Приду, - пообещал Андрей.

...Он взял ее грубо и коротко. Не приласкал, - распял. Любви уже не было, Андрей не думал больше о женитьбе.

- Я, кажется, попалась... - сказала Алена через месяц.

- И что собираешься делать?

- Что в таких случаях делают...

Следующий раз он застал Алену в слезах.

- Мне нельзя делать аборт... Врачи говорят - нужно рожать...

- Завтра подадим заявление, - нехотя сказал Андрей.

- Ты меня еще любишь? - с надеждой спросила Алена.

- Не усложняй! - ответил он её же словами...

Ребенок родился мертвым. И Алена уже не могла иметь детей. Вскоре с ней начались перемены. Она перестала следить за собой: волосы потемнели и все чаще напоминали сальный узел, на лице закрепилось брюзгливое выражение. Ворчала, сетовала, что отказала мальчику из внешторга: ""Жила бы сейчас в роскоши и красоте!"

И в постели была уже не та, что прежде. Лежала, сомкнув рот, невидяще глядя в потолок, словно выполняла неприятную обязанность. А однажды, оттолкнув Андрея, закричала:

- Ищи себе проститутку, с меня хватит!

Но притом становилась все более ревнивой. Если они ехали в троллейбусе, и Андрей задумывался, шипела:

- На кого засмотрелся? На эту корову?!

Вечерами, томясь, закатывала скандалы.

Как-то, не выдержав, Андрей хватил стакан водки и всю ночь носился по шоссе. Завидев встречные фары, подумал:

"Хорошо бы сейчас лоб в лоб, чтобы все кончилось раз и навсегда!"

А годы шли...

* * *

Восьмидесятилетний старец Андрей Павлович Букин сидел, укутанный пледом, в своем продавленном, но все ещё удобном кресле и предавался мыслям. Они были философские, хотя и не слишком оригинальные. Думалось, что человек напоминает музыканта, а общество - оркестр. Все играют с листа, без репетиций, без дирижера, и каждый мнит себя композитором.

- Ах, если бы можно было скомкать и выбросить прожитое, как неудачный черновик, и начать заново... - сказал Букин вслух. - Жаль, что чудес не бывает...