Каждый день расползались многочисленные анекдоты про партию, правительство, про нашу до жути счастливую жизнь. Народ находил в этих анекдотах отдушину, зло и едко смеялся и над собой, и над нашим перевернутым миром. Смеялся, чтобы не плакать и не сойти с ума.
Но политические ветра проносились мимо нас, детей, над нами. Мы родились в этом раздвоенном мире и другого мира не знали, не ведали. Наверное, мы были счастливы. Летними вечерами, когда на степь опускалась долгожданная прохлада, я вытаскивал во двор раскладушку и ложился спать во дворе. Над самой крышей дома тускло мерцал неровно откованный диск луны. Небо стремительно темнело, затихали звуки нашего провинциального городка, не слышно было ни кур, ни гусей в сарае, и все вокруг – деревья, дома, виноградник – приобретало странные, страшные очертания. И начиналась другая жизнь. Параллельная. И этот мир был реальней, богаче и насыщеннее взрослого. Ведьмы, черти и джинны носились по двору, тянули ко мне костлявые руки, и сладкий ужас стеснял грудь. Любой звук, скрип дверцы, шорох и попискивание летучих мышей, стремительно режущих черноту неба, сверкающие россыпи звезд, звон комаров – все это будило мальчишеское воображение, и мечты уносили меня в таинства других миров. Жалко, что, когда человек взрослеет, он все реже и реже смотрит на небо, в нем пропадает вот это ощущение себя частичкой мирового пространства.
Моя пыльная, неказистая улица детства. Мы росли как сорняки на выжженной солнцем солоноватой земле. Мы бегали драться за сараи и на пески до первой крови с соседскими пацанами, строго следуя неукоснительному правилу: лежачего не бьют. Дрались не по злобе, а от избытка клокочущей в нас энергии, от желания проверить себя на стойкость, на характер, на выдержку. Эти экзамены улицы потом много раз помогали мне собирать себя по частям, подниматься на ноги и идти вперед, собрав всю волю в кулак.
Бурными волнами прокатывались по нашей улице ребячьи увлечения. Мы придумывали пьесы, с утра до ночи самозабвенно репетировали, шили костюмы, сколачивали из ящиков и фанеры декорации. Через неделю всех охватывал карточный азарт, и я до умопомрачения резался с пацанами в дурачка, секу, покер. А потом все загорались кладоискательством. Так летели дни. В те годы я был неуправляем, но вдобавок к этому мои родители с ужасом открыли, что я уже умею курить, играть в карты, материться, драться.
Отец тогда работал инструктором горкома партии в промышленном отделе, а мама – ветеринарным врачом на ветеринарной станции. По элистинским меркам, вполне приличная интеллигентная семья.