Та же картина повторялась и в дальнейшем. Обыкновенно раз в сутки нам разрешали на чаоцолчаса остановиться в деревне, «реквизировать» польскую картошку, с’ееть ее полусырую и снова двинуться дальше. Хлеба нам не давали. Польская картошка заменяла нам все. Она была нашей спасительницей от голода в эти тяжелые дни.
Еще долго в плену мы вспоминали дольскую картошку и добродушное к нам отношение дольских крестьян. Нас повсюду провожали со слезами на глазах, и это было понятно: среди нас, пленных, было много поляков, многие поляки служили в русской армии. Отсюда и слезы, и причитания старушек и стариков.
И единственная помощь, которую нам, пленным, могли оказать поляки-крестьяне, была картошка.
НАШЕ ДАЛЬНЕЙШЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ПОЛЬШЕ.
Чем дальше мы отодвигались от фронта, тем хуже стали с нами обращаться. Окружавшее нас огненное кольцо рассеялось и исчезло на следующий день после ночного обстрела. В каждом новом пункт© нас сменяли новые конвоиры, и враждебное отношение последних к нам усиливалось. Новые конвоиры в большинстве случаев были люди, не бывавшие на фронте, они и не могли питать никакого сострадания к пленным, так как на своей шкуре не испытали лишений войны и угрозы самим быть пленными; они были пьяны патриотическим дурманом…
С приближением к границе враждебное отношение доходило до издевательств. Через города, села нас прогоняли бегом; нам уже не разрешали останавливаться в деревнях, печь картофель; голод усиливался. На ночь сгоняли в большие костелы. Люди, истощенные в боях, переходах, осунулись и не могли уже итти так быстро, как вначале. Пришлось подгонять их прикладами, и немцы не стеснялись.
Голодные и ленные накидывались на все, что только было мягкого и можно было грызть зубами. Набрасывались на кучи свеклы, сырой картошки и ели. В результате получалось расстройство желудка, дизентерия.
Стали учащаться случаи, когда многие уже не могли итти дальше и падали на дороге. Более жестокие конвоиры их просто закалывали.
Навстречу нам попадались свежие отряды немецких солдат. Они шли на фронт. Поражала их свежесть. Обозы, лошади были как вылитые из стали. Кормили их регулярно, не то что нас в маршевой роте.
Отношение молодых немецких солдат к нам было самое отвратительное. Они с величайшим удовольствием закололи бы нас, если бы только им это позволили.
Один из таких зверей оказался социал-демократом. На наше удивление, сказал, что он —бывший социал-демократ, и что теперь война, и социал-демократов в Германии уже нет.
И он был прав. Для нас, партийцев, это было все же неожиданностью. Крушение германской социал-демократии и такое отношение отдельных ее членов к нам, безоружным, несчастным^! ленным, поразило нас, и мы уже стали верить, что в самой Германии с нами будут обращаться еще хуже.