— Он вправе это сделать?
— Конечно. Все записано на его имя.
— Что будет с тобой?
— Мне придется уехать.
— Когда?
— Он посадит здесь сторожиху, которая будет принимать гостей. Я рассчитываю уехать через несколько дней.
— Куда?
— Я сниму квартиру в Нанте.
Я не смел спросить ее: «Чего ради?»
Ингрид надеялась, Ингрид ждала от меня ласкового жеста или возгласа: «Я свободен! Ты тоже скоро будешь свободной. Тем лучше. Я на тебе женюсь!» По правде сказать, я застыл, парализованный ощущением бессилия и возмущения. Во-первых, я не был свободен. «Если бы во мне не нуждались как во враче», — думал я, цепляясь за благородный предлог.
— Да ведь я от тебя ничего не требую, — произнесла Ингрид оскорбительным тоном.
Затем, смягчившись, она задумчиво сказала:
— Наша идиллия подошла к концу. Бедняжка Дени. Боюсь, теперь наши пути расходятся.
— Нет, погоди. Дай мне подумать.
Однако было ясно, что Ингрид права. Разве что я соглашусь круто изменить свою жизнь, уволиться и сменить доктора Неделека на его посту… Если вдобавок представить, что мать будет относиться к Ингрид как к самозванке… Клер, скорее всего, ее невзлюбит, и, кроме того, между нами всегда будет стоять тень умершего.
— Придется искать работу, — сказала Ингрид. — Самое разумное — заняться прежним ремеслом.
— В Нанте это будет трудно.
— Ну что ж, поеду в Париж.
— Ты меня бросишь?
— Да ты хуже ребенка, — вскричала Ингрид. — Кто же станет меня содержать, а?.. Даже если мне дадут небольшое пособие, придется выкручиваться самой.
Она следила за мной, ожидая протестующего жеста. Я должен был выдержать самое трудное испытание и не мог отделаться неопределенным взмахом руки. Наши поцелуи и ласки были уже не в счет. Я стоял перед важным выбором. Мой отец от него уклонился. Я заговорил дрожащим голосом:
— Послушай, Ингрид… Мне кажется, ты можешь мне доверять. Правда? Ну, дай мне подумать до утра, чтобы я смог оценить ситуацию…
— Что это изменит? — уныло сказала Ингрид. — У тебя — своя жизнь. У меня — своя. Ладно, иди… По крайней мере, у нас останутся прекрасные воспоминания.
Она закурила. Я тоже. Наша любовь понуро стояла между нами, как лошадь с путами на ногах, из-за которой торгуются двое барышников.
— Я не понимаю, — сказал я, — каким образом это могло решиться так быстро, за несколько часов. Вчера ты вовсе не выглядела обеспокоенной. И вдруг…
— Муж позвонил мне сегодня утром, — пробормотала Ингрид. — Он принял все меры и крепко меня держит.
— Он знает… о нас?
— Да, знает. Я этого не скрывала. Мне нечего тебя стыдиться.
— А если он явится в Керрарек и устроит скандал? Видишь, в какое положение ты меня поставила.