Дверь открывается. Над ним, улыбаясь, склоняется сестра милосердия.
— Тсс! Не пытайтесь говорить. Вас вызволяют с того света.
Она ставит ему термометр. В ее жестах никакой укоризны. По ее понятиям, самоубийца ни в чем не виноват, и Сильвен обретает душевное спокойствие. Он приподнимает голову, но из-за термометра во рту не может ее поблагодарить. Мысленно улыбаясь, он валится на подушку. Сестра ходит по палате. Вот она у штатива, с которого свисают трубки. Меняет капельницу, вынимает термометр. Сложив губы в знак одобрения, проводит ладонью по его лбу.
— Меня зовут Габи. Не двигайтесь. Бояться больше нечего.
Бояться? Он никогда и не боялся.
— Вам уже не причинят зла, — добавляет она.
Сильвен пытается уразуметь смысл ее слов. Значит, его письмо уже предано огласке. Намекает ли Габи на врагов, которые довели его до самоубийства? Он вопрошает взглядом и с бесконечным трудом произносит:
— Сколько времени?
Ей понятны тревоги пациентов.
— Сколько времени вы находитесь здесь? — переводит она этот вопрос. — Вас привезли позавчера, под вечер. Так что лежите спокойно. Если будете вести себя хорошо, вам могут разрешить короткое свидание с женой. И разговаривать запрещено. И скоро дело пойдет на поправку.
Силясь понять, как это ему больше не причинят зла, Сильвен засыпает. Он пробуждается от позвякивания медицинских инструментов и флаконов на тележке с перевязочными материалами. Хирург. Ассистенты. Какая же это болезненная процедура — смена повязки. Стоит ему вздохнуть поглубже, и грудь пронзает острая боль.
— Ему повезло, — говорит хирург. — Исход решили несколько миллиметров. В принципе сердце было обречено.
От резких запахов к горлу подкатывает кашель. Он изо всех сил преодолевает ужасную боль, как от удара кинжалом.
— Легкое задето, — продолжает хирург, — но это дело какого-нибудь месяца. Что ни говори, а случай неординарный: промазать, стреляя в упор!
Процедуры завершены. Кто-то измеряет ему давление и шепотом обращается к врачу:
— Визиты, само собой, отменяются, даже для жены. Пока что полный запрет. Комиссар — дело другое. Только пара минут. Понятно, Мишель?
Мишель — должно быть, так зовут студента-практиканта.
— Я прослежу лично, — заверяет тот.
В завершение хирург склоняется над Сильвеном. Он напоминает… Да, он похож на Пьера Брассера.[19] Доктор дружески сжимает ему плечо и говорит:
— В другой раз будьте осторожнее.
«Осторожнее?» — думает Сильвен. Остерегаться чего? Кого? Несомненно, Медье. Видно, хирург тоже читал его письмо. До чего тяжко возвращаться к жизни, понять… Поскольку есть вещи, которые необходимо понять. Комиссар? При чем тут комиссар?