— Странное у меня чувство, — сказал Крис. — Обычно дети больше привязываются к матери. К отцу должно быть больше почтения, но меньше любви.
— Чудак ты, — сказал отец, — накануне вылета не стоит острить. У нас, летчиков, это плохая примета.
Крис был благодарен отцу за то, что он перевел этот разговор в шутку, потому что чувствовал, как спазма сжимает ему горло.
— Ну, ну, Крис, — сказал отец.
Крис улыбнулся, взглянул на фотографию, которую держал в руке.
— Спасибо, — помолчав, сказал Крис.
— За что?
— За то, что ты не затеял разговор о Хари… Я нашел это в старых бумагах, — сказал Крис и издали показал отцу карточку в обгоревшей рамке.
— Пора, Крис, — сказал Моддард, — «Прометей» у Соляриса, через пятнадцать минут будем на орбите.
Кельвин бросил в брезентовый мешок несколько свертков.
— Здесь у меня две бутылки джина для Снаута и для Гибаряна лаваш и зелень, — продолжал Моддард от двери. — Он мне говорил как-то, что если уж ему суждено погибнуть, то от того только, что его лишат армянской травы этой.
В кабину вошел доктор, держа в руке шприц с клочком ваты на кончике иглы.
— Давайте, Кельвин.
Крис подошел к стене, на которой висели три мужских фотографии, и оголил плечо. Пока доктор делал ему укол, он внимательно их рассматривал.
— Снаут, Гибарян… Сарториус. Так? — спросил он.
— Вот именно, — ответил Моддард, — Сарториуса узнаешь? Он здесь в очках. Хотя ведь там их только трое. Разберетесь. Ну, Гибаряна ты и так знаешь.
— Не перебей бутылки, — сказал Плаут из коридора.
— Они там уж два года никого не видали — с ума сойдут от радости. В прошлый раз, когда вот он прилетел на Солярис, на станцию, они прямо ревели от счастья, когда тот вышел из ракеты. А потом банкет устроили со свечами. Я прямо ошалел от жалости, когда он мне рассказывал.
— Ничего смешного, — обиделся Плаут, — три года в консервной банке, над этим проклятым Солярисом. Заплачешь!
— План станции ты теперь знаешь, — сказал Моддард.
— Да его там встретят.
— Пошли, Крис. Подарки не забудь.
По металлическим ступенькам он спустился внутрь контейнера и вставил наконечник шланга в штуцер. Скафандр раздулся, теперь Кельвин не мог сделать ни малейшего движения. Подняв глаза, он увидел сквозь выпуклое стекло стены колодца и выше — лицо склонившегося над ним Моддарда. Потом лицо исчезло и стало темно. Послышался свист электромоторов.
— Готов, Кельвин? — раздалось в наушниках.
— Готов, Моддард.
— Не беспокойся ни о чем. Если замотает при посадке или со связью что-нибудь, станция тебя примет автоматически, — сказал Моддард. — Счастливого пути! Привет нашим! Да, чуть не забыл! Передай Гибаряну, что его жена вернулась с Центавра, радио было!