»
«Он слепой», — сказала моя бабушка, крымская эстонка, и стала заносить в дом противни с вянущими распластанными абрикосами.
Слепой дождь, смех сквозь слёзы. На третьем десятке лет я узнал, что есть на свете остров, чей язык сплошь состоит из метафор. Река — это «мать воды» (рени рану). Масуандру (Солнце) — «глаз дня» (масу андру), синонимов нет. Будущие островитяне прибыли на свою будущую родину, увидели там холмы и солнце и дали им названия, исходя из уже известных явлений.
Там же их подстерегал дождь. Он стал ýрана, возможно от рáну «вода», то есть — обводнение. «В сезон дождей только утро в счёт». А иногда — ранунýрана, вода водой, дождевая вода, водяная вода… Всё это, возможно, круто замешано на ра «кровь», но об этом позже.
А пока что мы идём сквозь ливень вверх по лесистому прибрежному склону близ Форт-Дофена (Тауланару), с зоологом Алексеем Диким и радиомехаником, имя которого я не различаю через дюжину лет. Цель — обещанная проводником отдалённая роща с повышенным поголовьем хамелеонов. Жара, удушье сырости. Одежда мокрая, как окружающая зелень, и почти того же болотного цвета. Мачете, выпиленное на керченском судоремонтном из автомобильной рессоры, зазубрилось о древесину неизвестного мне кустарника. Растительность постепенно густеет, идти становится всё тяжелее — с непривычки, и крепчает дождь.
И тут проводник, учитель математики в деревенской школе, оборачивается к нам и спрашивает: Вулеву прене дю кафе?
Здесь, в первозданном тропическом — что называется, дождевом — лесу? А на парне даже не шорты, где можно спрятать в кармане ароматный внутри пакетик и кипятильник или зажигалку, а красные семейные трусы, и больше ничего. И в руках только палка, которой он временами помогает нам расчищать путь в сплетениях вьющихся растений. Хотим, о чём речь, — переглянулись мы. Именно горячего, сладкого кофе! И скоро мы выходим на более пологую плоскость, лес, уплотнившись, приобретает признаки ухоженности и группируется в аллею бананов, в конце которой мы увидели деревянную хижину и стол со скамейками под навесом. Из окошка высунулась коричневая рожица и уточнила, эспрессо или капучино.
Дождь как пелена между чудесным будущим и мутным настоящим.
По́шло и недостойно писать воспоминания о тропических ливнях — хотя бы потому, что мой читатель если и был в тропиках, то скорее всего в сухих типа Хургады или полусухих типа Канар, и впарить ему можно всё что душе угодно. Свобода развращает.
Но если чем и отличается теперь от остальных людей автор данных строк, то количеством времени, проводимого в воде. Два-три купания за сутки — не в счёт, главное, что одно из них обычно заканчивается трёх-восьмичасовым сном — лёжа в пустой ванне с раструбом ду́ша в руках, в текущих на грудь струях тёплой воды. «Душ в моей жизни».