И будто в ответ на ее мысли раздаются дикие возгласы:
– Топчи, плюй на поганую доску! То не икона, то дьявольское писание! Мойте, мойте скорей святые иконы старого писания!
Люба ничего не понимает. А толпа продолжает бесчинствовать.
– Плюйте на пол!
Но тут новые крики и визг на другой стороне церкви обращают на себя внимание Любы.
Две какие-то женщины положительно беснуются: падают на пол, потом поднимаются, сбили с себя головные уборы, растрепали волосы, вырывают их прядями, царапают себе лица и визжат не своим голосом. Им очищают место и смотрят на них с благоговением.
– Дух, дух в них вселился! – шепчут некоторые. – Вот сейчас заговорит их устами…
Женщины мало-помалу утихают и начинают что-то говорить, но сначала разобрать ничего невозможно. Слова их отрывисты и перемежаются дикими взвизгиваниями.
– Вон попов антихристовых! – наконец уже явственно кричит одна из женщин. – Вон их всех к дьяволу, чтоб не смели переступать святой порог! Божьи люди, не отдавайте врагам церковь, не выходите! Пусть Василий Мыло священнодействует!
– Василий Мыло! Василий Мыло! – раздается по церкви десятками голосов, и толпа вытискивает из себя маленького взъерошенного старика, в одежде дьячка, с ощипанной седой бородкой.
– Мыло, тебе священнодействовать! Ты наш учитель! – кричат и мужчины, и женщины.
– И буду, и буду! – визгливым голосом в ответ на эти крики повторяет Василий Мыло. – А попов нечистых никонианских к дьяволу в когти! Замыкай двери. Не выходи никто – здесь ночевать будем, не покинем святой церкви!
– Вестимо, не покинем, – отвечают многие.
И слышно, как замыкают двери.
Люба вздрогнула всем телом. Уйти теперь отсюда невозможно. Еще мгновение – и она почувствовала, как голова у нее кружится, все предметы сливаются, находит какое-то забытье странное. Беззвучно скользнула она на пол в темном уголке церковного придела и потеряла сознание.
Прошло немало времени, а Люба все лежит, не шелохнется, будто мертвая. Люди, наполняющие церковь, заняты своим делом и в фантастическом возбуждении ничего не видят, ничего не слышат.
Мужики и бабы суетятся, толкаясь и снуя по церкви; не раз натыкались на Любу, но никому и в голову не пришло рассмотреть, кто это такой лежит без движения: живой человек или мертвый и откуда он взялся.
Наконец от чьего-то сильного толчка и чьей-то в темноте наступившей на нее ноги очнулась Люба.
В первое мгновение она ничего не понимала, не могла сообразить, где она и что с нею. Ей казалось, что она грезит, что перед нею не явь, а сон безобразный, тревожный, но мало-помалу стали проясняться ее мысли. Она все вспомнила и приподнялась с полу. Ее болезненная слабость прошла…