— Да знаю я… Не нравится мне что-то, эта хренотень, я из-за него я без пальцев остался. Верите, с утра раз десять порезался… Вот.
Он демонстрирует нам свои измазанные йодом пальцы в заплатках лейкопластыря и настроение почему-то снова падает ниже нулевой отметки. У Ашота совсем безрадостный вид, а для него это большая редкость. Обычно он хорошо собой владеет.
— Бюллетень бы такому клиенту подкинуть, — мечтательно добавляет Витька. — А как хотелось душой отдохнуть…
Тренькнул звонок и Дан вошёл в салон, стряхивая с рукавов дождевые капли.
— Вот они, легки на помине. И часа не прошло, — тихо бормочет Витька. — Бедняга, зря ты ходишь. Зря! Ничего тебе не обломится!
— Витя, заткнись пожалуйста, — понизив голос почти до шёпота, прошу я. — Не каркай!
— А я и не каркаю вовсе. Я крякаю: кря-кря, зря-зря.
Ашот всё-таки улыбается и, отставив на полку крошечный перламутровый кораблик с бирюзой, идёт за чайником.
Вблизи Дан выглядит не самым лучшим образом. Лицо осунулось, губы запеклись, под глазами — глубокие тени.
— Вот, решил зайти, посмотреть, как вы здесь — говорит он, окидывая нас взглядом.
— Мы здесь помаленьку. А вот ты, кажется, нездоров. Что, загрипповал?
— Нет, просто расклеился немного. К дождю ломает, что ли…
— К морозу. Снежно-талому и омерзительно южному — мрачно предрекаю я.
— Что? Ты о чём, Тина?
— Я говорю, что тебя ломает к морозу. Скоро будут заморозки. Ты кофе будешь?
— Лучше чай. Ты сводку слушала?
— У меня свои сводки. Садись поближе к батарее, а то синий весь. Куртку давай.
— Спасибо, я сам… — он накидывает куртку на спинку стула и поворачивает к радиатору: А что значит «свои сводки», Тина?
— Думаешь, кроме тебя больше никто не воевал, нигде и никогда? У всех нынче боевые раны ноют. Мои детские переломы тоже.
Дан чуть построжел лицом, но сказал мягко, успокаивающе: Тина, детские переломы это не боевые раны.
Лучше бы он этого не делал! На фоне хлопотного и пасмурного дня замаячил призрак Олега Зотова и дурная волна раздражения понесла меня на всех парусах в неизвестном направлении.
— Ещё какие боевые! Самые настоящие боевые ранения имени детского дома Радуга. Семь переломов и трещин, не считая вывихов и сотрясений…
Он уставился на меня с застывшим лицом и беспомощными глазами спаниеля, а губы совсем посинели.
— А ты детдомовская?
Теперь я разозлилась уже на себя и прикусила язык. Кажется, мальчик заставляет меня болтать лишнее. Никогда я не говорила здесь о детдоме, даже не упоминала… Ну что за идиотка! Я с кривоватой, по собственному впечатлению, улыбкой пожала плечами и пошла за чайником, ругаясь про себя в выражениях, которые не принято произносить вслух.