До чего же противный и гнусавый у него голос! И ещё эти пришёптывания в конце предложения как змеиное шипенье. А голос Дана, после него, даже хрипловатый, звучит почти музыкой.
— Какое необычное имя — Хорс. Иностранное?
— Да, знаете… — сиплый смешок, покашливание. — Мама у меня затейница была, хотелось ей, видите ли, экзотики. Есть испанское имя Хорас, от «Георгия», или что-то в этом роде… А женщина она у меня была простая (земля ей пухом), вот и записала: Хорс. Супруга всё в молодости шутила, Хоренькой звала. Смех да и только — Хоренька! Деток вот нет, а то были бы Хорсовичи. Хоть какое-то утешение. Теперь-то уж, привыкла…
Вилов улыбался и смотрел на нас апатично и сонно, переводя взгляд с одного на другого где-то на уровне плеч и ртов, не останавливаясь на деталях и не пытаясь заглянуть в глаза.
И чего он так старается выглядеть попроще да поглупей? Для Дана прикидывается? Что там между ними? И вообще, что тут такое затевается? Пришли один за другим два клиента, принесли два ценных заказа… По спине словно ледяная волна прошлась, а загривок — торчком!
Лев Борисыч привёз счастливо оживлённую Маринку с охапкой коробок и свёртков, и Вилов начал с ним раскланиваться, улыбаться, рассыпаться в уверениях, восхищениях и благодарениях. Маринка ловко упаковала ему свёрток, а Хорс всё не уходил, говорил и говорил нудно и пространно своим отвратным голосом, не на кого конкретно не глядя, так долго, что у меня зашумело в ушах.
Он делал множество мелких суетливых движений, мельком посматривая в сторону Дана, как будто стараясь доказать, что всё это представление не для него. И исподтишка за ним следил. Маринка весело подскочила к Дану, что-то болтала, теребя его за рукав, и тот отвечал ей, весь внимание, а сам тоже наблюдал. Мне стало так муторно, что я решила выбыть из этого странного представления — собрала пустые чашки и отнесла в раковину.
Наверное, вся эта катавасия не для средних умов. Хочется потешиться — пожалуйста, но без меня. А я устала. Добраться до дома, ванна — и в постель.
Я вытерла посуду и поставила в тумбочку, когда Вилов уходил. И вдруг он, со всей возможной любезностью, прогундосил от самого порога: А вам большая, особая отдельная благодарность, Тиночка, за ваши прекрасные эскизы. Вы необычайно чутко уловили основную идею комплекта, его общий стиль…
При звуке моего имени, прозвучавшего из уст Хорса, Дан заметно вздрогнул, и мне показалось, что Хорсу это доставило удовольствие. Дан сделал шаг ко мне, а Ашот обернулся на стуле прямо возле моего плеча. Отошедший Витька вернулся от кладовки, и Маринка тоже подошла, взяв меня за руку. Лев Борисыч стоял перед открытой дверью, наполовину закрыв от нас Вилова… На какое-то мгновение мне почудилось, что в комнате стало теснее и теплее. Мы, вшестером вместе с Даном были одним целым, а маленькая головка Вилова с прямым целенаправленным в меня взглядом, издалека казалась крошечной. Хорс ещё раз оскалился в улыбке и дверь за ним захлопнулась.