И вот, собрав у себя всех вместе, встал в центре своего кабинета и заговорил. Не как с родственниками, а как с деловыми партнерами. Только — бывшими.
— Итак, прежде всего я должен сказать следующее: у меня больше нет семьи, нет жены, нет сына…
— Коля, — воскликнула Тамара. — Послушай меня. Может, не нужно начинать сразу так резко? Давай я спокойно тебе все объясню.
— Нет-нет-нет, — прервал ее Астахов. — Спасибо, Тамара, но не надо мне ничего объяснять. Мой сын пытался меня обокрасть, а ты, как любящая мать, ему в этом помогала. Как видишь, я все знаю. Поэтому хочу поставить вас в известность, я решил начать новую жизнь.
— Коля, и все-таки давай поговорим. Сейчас самое главное — не спешить.
— Ошибаешься, Тамара. Сейчас самое главное то, что теперь в моей жизни нет места для вас.
— Как? Нет! Это невозможно! Коля, мы с тобой прожили больше двадцати лет, мы сына с тобой воспитали, а ты хочешь вот так разом все перечеркнуть!
Изтза одной ошибки…
Астахов понял: блицкрига не будет, бой будет не таким быстрым, как думалось вначале. Поэтому вернулся к своему столу и плюхнулся в свое любимое рабочее кресло.
— Ребята, неужели же это непонятно? Я не могу жить под одной крышей с предателями.
— П-ф-ф, конечно, не можешь! — возмущенно фыркнул не вполне протрезвевший Антон. — Чего с нами жить. Удобней и приятней житье красивой, точнее, смазливой молоденькой горничной.
— Не смей так говорить об Олесе! — вспыхнул Астахов. Видит Бог, он хотел, чтоб разговор был спокойный, мирный, деловой; но что делать, если собеседники сами все портят.
Антон же не унимался:
— Прости, прости, я забыл. Извини, она ж уже не горничная, а бухгалтерша. Ой, и снова прости. Она ж даже не бухгалтерша, миллионерша и владеет теперь всем твоим капиталом.
Астахов привстал из кресла с намерениями самыми угрожающими. Тамара тут же поспешила к Антону:
— Сынок! Перестань. Держи себя в руках, — с некоторым усилием она усадила Антона на диван. — Пожалуйста, я прошу тебя!
Астахов плюхнулся обратно в кресло.
— Значит, так, Антон, если ты еще раз хоть слово скажешь об Олесе в таком тоне, я за себя не ручаюсь.
Эк, он ее защищает. Тамаре стало обидно:
— Оставь ребенка в покое! В конце концов, он в чем-то прав!
— Да, он всегда у тебя прав! Это твое воспитание. Ты его воспитала таким придурком и жуликом.
— А может быть, таким меня сделало твое безразличие?
— Неправда! Я всегда любил тебя, Антон.
— Ох-ох-ох… Что ты говоришь, а? Когда ты меня любил? Когда я был маленький, вот такой, в детстве, да? Когда меня на велосипеде катал? Так я вырос, только ты этого не заметил, папочка. Да, я вырос, стал большой уже.