Наконец Стиви выдохлась. Воспользовавшись моментом, Фрэнсис встала, собрала на поднос чайные приборы и сходила на лестничную площадку вымыть руки.
– Спасибо за сигарету, – сказала она, пришпиливая шляпку.
Стиви протянула ей портсигар:
– Возьми еще парочку. Уж всяко получше твоих самокруток.
– О, я вполне довольна своими самокрутками.
– В самом деле?
Кристина протянула своим противным «блумсберийским» тоном:
– Отстань от нее, Стиви. Ей просто нравится быть мученицей.
Они расстались без прощального поцелуя. В холле Фрэнсис мимоходом взглянула на часы привратника и встревожилась: уже почти половина шестого. Она пробыла в гостях дольше, чем собиралась. Она бы с удовольствием прогулялась до Воксхолла или хотя бы до Вестминстера, но надо успеть домой к ужину. Теперь Фрэнсис жалела, что отдала шарманщику шестипенсовик, и корила себя за обед в уютном кафе, а потому решила поехать не на автобусе, а на трамвае, чтобы сэкономить пенни. Она дошла до Холборна, где ходил нужный трамвай, прождала на остановке целую вечность и наконец потряслась в громыхающем вагончике через реку и по малоэтажным тесным улочкам южного Лондона.
Едва она вышла из трамвая, к ней бросился еще один демобилизованный солдат, еще более оборванный, чем предыдущий, с шарманкой. Он поковылял с ней рядом, протягивая раскрытую холщовую сумку и торопливо пересказывая свой послужной список: служил в Ворчестерском полку во Франции и в Палестине, был ранен в ходе одной и другой кампании… Когда Фрэнсис помотала головой, он остановился и хрипло сказал ей вслед:
– Не желаю тебе когда-нибудь пойти по миру!
Смущенная, Фрэнсис повернулась и по возможности беспечным тоном спросила:
– Откуда вам знать – может, я тоже нищая?
Фронтовик с отвращением махнул рукой и поковылял прочь.
– Да все вы тут хорошо устроились за наш счет, чертовы бабы, – расслышала Фрэнсис.
Такое же мнение, выраженное практически с такой же прямотой, она часто встречала в газетах, но сегодня разозлилась сильнее обычного и домой вернулась в скверном настроении. Фрэнсис застала мать в кухне и рассказала о неприятном происшествии.
– Бедняга, – вздохнула мать. – Ему не следовало разговаривать с тобой так грубо, здесь он не прав, конечно. Но нельзя не сочувствовать всем этим демобилизованным военным, оставшимся без работы.
– Я тоже им сочувствую! – воскликнула Фрэнсис. – В первую очередь я была против того, чтобы они вообще шли на войну! Но винить женщин – дичь какая-то. Чего мы добились для себя, кроме избирательного права, которым половина из нас даже воспользоваться не может?