Как бы то ни было, мы расстались почти друзьями. Самолёт Алексея Ивановича улетал ещё только через день, так что я, насколько мог, постарался сделать для него приятным пребывание в нашем городе, чтобы хотя бы отчасти отблагодарить его за былое гостеприимство. Больше мы никогда не виделись.
Я рассказал эту длинную и, наверное, нудноватую историю лишь для того, чтобы объяснить, насколько гадок и противен я был сам себе, когда давал Дробышу согласие на авантюру с его дядей. И, конечно, я мучился не только страхом перед тем, что меня могут поймать за руку на должностном преступлении, и не только стыдом за предательство собственных убеждений – стыдом особенно позорным в том случае, если бы это стало достоянием гласности, хотя бы в рамках нашего отделения. Нет, помимо всего прочего, я был совершенно уверен, что Алла совершает ошибку и что таким методом всё равно ничего нельзя было добиться. Вот эта-то несуразная глупость и нелепость собственных действий, как мне кажется, угнетала меня даже больше всего остального. Кроме того, я почему-то считал, что Лёня после нашей сделки будет вести себя со мной фамильярно, чуть не подмигивать мне с гадкой ухмылочкой – мол, знаем мы вас, все вы «одним миром мазаны»! Я прямо физически предвосхищал, как меня будет коробить при каждой встрече с ним. Забегая вперёд, скажу, что Дробыш был более чем корректен и ничем не напоминал мне о маленькой тайне между нами. Может быть, оттого, что и сам не выглядел геройски, беря комиссию с родственников, а может, оттого, что понял, что меня подтолкнули к этому поступку особые обстоятельства – во всяком случае, он нисколько не удивился, когда я потребовал свою долю вперёд.
Кстати говоря, мы чуть не спалились на своей «левой» операции под самый конец, потому что пошедший на поправку дядя Дробыша решил самостоятельно посетить туалет для колясочников и вместо кнопки смыва нажал раз десять-двенадцать на кнопку аварийного вызова. Разумеется, к туалету сбежалось несколько медсестёр. Хорошо, что Флюра оказалась рядом и не допустила утечки информации. Не считая этого маленького происшествия, азербайджанский родственник, который лёг в больницу по документам Лёниного тестя и числился Петром Ивановичем Гавриленко, нигде не «засветился» – в общем, всё прошло удачно, если, конечно, так можно сказать о постыдном деле, навсегда лишившем меня нимба стойкого бессребреника.
Алла получила свои четыре тысячи, но, как и следовало ожидать, это лишь усугубило её проблемы – шантажист оказался вполне предсказуем. Единственная поправка, которую жестокая реальность внесла в мой прогноз, проявилась в том, что я его немного недооценил. Я говорил, что уже через месяц он прокутит свою добычу и придёт за добавкой, на самом же деле Генка уложился в три недели, хотя мне стало известно об этом гораздо позже, причём из совершенно непредвиденного источника.